Чтение для пишущих
Здесь собраны краткие впечатления от прочитанных мною книг (хороших) о текстописании, русском языке и смежных областях.
Впечатлений: 41
Обновлено: 25.12.17
Метки:
Впечатлений: 41
Обновлено: 25.12.17
Метки:
→ очень ценю эту книгу
→ сложное чтение, не для всех
→ нет русского перевода
→ сложное чтение, не для всех
→ нет русского перевода
Дмитрий Соколов-Митрич, «Реальный репортер»
Способ глубже понять репортерскую работу.
“
Эмоция в репортаже должна быть предательской. Вот что я имею в виду. Вы с читателем бежите вместе в одном направлении. Вы точно знаете, что впереди обрыв, а он не знает. Перед пропастью вы прибавляете скорость — читатель думает, что, раз вы ускоряетесь, значит, вам известно, что впереди хорошая прямая дорога. Но вот вы тормозите, а читатель с ходу летит в бездну. У него захватывает дух. Получилось! Это и есть правильная работа с эмоцией. Никаких фраз типа «у меня зашевелились волосы на голове!», никаких «это было нечто невероятное!», никаких ахов и охов, как бы красиво они ни были выписаны. Все это — воровство эмоций у читателя. Авторский эксгибиционизм. Кричать должен он, а не вы. Потому что это читатель летит в бездну, а вы всего лишь стоите на краю. Когда работаешь с эмоцией, читательские ожидания нужно самым наглым образом обманывать.
“
Эмоция в репортаже должна быть предательской. Вот что я имею в виду. Вы с читателем бежите вместе в одном направлении. Вы точно знаете, что впереди обрыв, а он не знает. Перед пропастью вы прибавляете скорость — читатель думает, что, раз вы ускоряетесь, значит, вам известно, что впереди хорошая прямая дорога. Но вот вы тормозите, а читатель с ходу летит в бездну. У него захватывает дух. Получилось! Это и есть правильная работа с эмоцией. Никаких фраз типа «у меня зашевелились волосы на голове!», никаких «это было нечто невероятное!», никаких ахов и охов, как бы красиво они ни были выписаны. Все это — воровство эмоций у читателя. Авторский эксгибиционизм. Кричать должен он, а не вы. Потому что это читатель летит в бездну, а вы всего лишь стоите на краю. Когда работаешь с эмоцией, читательские ожидания нужно самым наглым образом обманывать..
Сижу и гадаю: насколько эта книга будет понятна тем, кто еще не писал репортажей? Мне нравится, как Соколов-Митрич говорит о журналистской работе, — конвертируя свой опыт в озарения и совсем не очевидные мысли, — но я-то репортажи писал и снимал.
Примеры неочевидного.
«Реальность, которую вы видите на месте события, — это стихотворение на иностранном языке. Если вы его просто дословно переведете — получится подстрочник, который никто не будет читать».
«Главный признак журналистской желтизны — писать о второстепенном как о главном, а о главном вообще не писать».
«Иногда в репортаже есть глубокий смысл, но он не выражен и поэтому его нет. А иногда никакого смысла в репортаже нет, но это очень ярко выражено и поэтому он есть».
Соколов-Митрич говорит о более тонких нюансах, чем, например, Кононов, и мне это читать интереснее, а кому-то будет — непонятнее.
Выбор этих нюансов слегка хаотичен, может, сказалось, что в основе книги — серия жж-постов. Есть про чувство детали (важнейший репортерский навык), про заголовки*, про фотографии, про то, что репортеру важно удачно жениться и не пить... «Аналитика» перемежается давними репортажами автора, и они хороши, кое-что я уволок, показываю студентам.
Хороший репортаж — объемное изображение жизни, «Реальный репортер» — для тех, кто готов на жертвы (время, силы, самолюбие, душевное спокойствие), чтобы писать объемно. А уж если журналистика вас кормит, читайте обязательно. На журфаках этому правда не учат.
*Это не ключевое умение репортеров, вот и название у книги, скажем так, не блестящее.
Примеры неочевидного.
«Реальность, которую вы видите на месте события, — это стихотворение на иностранном языке. Если вы его просто дословно переведете — получится подстрочник, который никто не будет читать».
«Главный признак журналистской желтизны — писать о второстепенном как о главном, а о главном вообще не писать».
«Иногда в репортаже есть глубокий смысл, но он не выражен и поэтому его нет. А иногда никакого смысла в репортаже нет, но это очень ярко выражено и поэтому он есть».
Соколов-Митрич говорит о более тонких нюансах, чем, например, Кононов, и мне это читать интереснее, а кому-то будет — непонятнее.
Выбор этих нюансов слегка хаотичен, может, сказалось, что в основе книги — серия жж-постов. Есть про чувство детали (важнейший репортерский навык), про заголовки*, про фотографии, про то, что репортеру важно удачно жениться и не пить... «Аналитика» перемежается давними репортажами автора, и они хороши, кое-что я уволок, показываю студентам.
Хороший репортаж — объемное изображение жизни, «Реальный репортер» — для тех, кто готов на жертвы (время, силы, самолюбие, душевное спокойствие), чтобы писать объемно. А уж если журналистика вас кормит, читайте обязательно. На журфаках этому правда не учат.
*Это не ключевое умение репортеров, вот и название у книги, скажем так, не блестящее.
Кому читать:
Журналистам и редакторам СМИ.
NB: пишу о первом издании, а продается уже второе.
NB: пишу о первом издании, а продается уже второе.
Виктор Шкловский, «Техника писательского ремесла»
Великий ученый, афорист и авантюрист учит уму-разуму начинающих авторов.
“
В качестве практического правила могу сообщить вещь, которую мне много раз говорили опытные писатели и журналисты. Если вы, мои читатели, пишете, то вы знаете, вероятно, как трудно начинать. Сидишь — и ничего не выходит, и очень хочется уйти, и не знаешь, с чего начать. Вот вам совет, который мы, профессиональные писатели, часто даем друг другу: начинайте с середины, с того самого места, которое у вас выходит, в котором вы знаете, что написать. Когда напишете середину, то найдется и начало и конец или самая середина окажется началом.
“
В качестве практического правила могу сообщить вещь, которую мне много раз говорили опытные писатели и журналисты. Если вы, мои читатели, пишете, то вы знаете, вероятно, как трудно начинать. Сидишь — и ничего не выходит, и очень хочется уйти, и не знаешь, с чего начать. Вот вам совет, который мы, профессиональные писатели, часто даем друг другу: начинайте с середины, с того самого места, которое у вас выходит, в котором вы знаете, что написать. Когда напишете середину, то найдется и начало и конец или самая середина окажется началом.
Для 90-летней и 60-страничной брошюры — просто бриллиант. Ничуть не устарело, ясно, трезво (еще бы, автору же принадлежит ехидное «Советская власть научила литературоведение разбираться в оттенках говна»). Половина пособия посвящена сюжетной прозе, есть даже главка «О стихах и о том, почему их не стоит писать».
Хотя Шкловский — на минуточку, крестный отец школы русского формализма — известен копанием в более тонких материях, тут он говорит про азы, которыми и сейчас пренебрегают.
Не надо становиться профессиональным писателем слишком рано, нужна нормальная профессия («Лев Николаевич Толстой писал как профессионал-военный артиллерист и как профессионал-землевладелец»).
Чтение — важная работа («Если вы хотите стать писателем, то вы должны рассматривать книгу так же внимательно, как часовщик часы или шофер машину»).
Чтобы хорошо писать, нужно всматриваться («Самое важное для писателя, который начинает писать, это иметь свое собственное отношение к вещам, видеть вещи, как неописанные, и ставить их в неописанное прежде отношение»).
Ну и — классик фигни не посоветует — редактируйте то, что написали!
Хотя Шкловский — на минуточку, крестный отец школы русского формализма — известен копанием в более тонких материях, тут он говорит про азы, которыми и сейчас пренебрегают.
Не надо становиться профессиональным писателем слишком рано, нужна нормальная профессия («Лев Николаевич Толстой писал как профессионал-военный артиллерист и как профессионал-землевладелец»).
Чтение — важная работа («Если вы хотите стать писателем, то вы должны рассматривать книгу так же внимательно, как часовщик часы или шофер машину»).
Чтобы хорошо писать, нужно всматриваться («Самое важное для писателя, который начинает писать, это иметь свое собственное отношение к вещам, видеть вещи, как неописанные, и ставить их в неописанное прежде отношение»).
Ну и — классик фигни не посоветует — редактируйте то, что написали!
Кому читать:
Начинающим прозаикам и рабкорам журналистам.
Лиза Крон, «С первой фразы» (в оригинале — "Wired for story")
«Как увлечь читателя, используя когнитивную психологию». Вроде и честный анонс, только Brain Science переводится не «когнитивной психологией».
“
Хорошая новость: для удержания истории в нужном русле существует правило под названием «если, тогда, следовательно». Если я засуну руку в огонь (действие), тогда я обожгусь (реакция). Следовательно, лучше мне ее туда не засовывать (решение). Действие, реакция, решение — вот что толкает историю вперед. От начала и до конца история должна строиться на причинно-следственных связях. В этом случае, когда главный герой возьмется за свою основную цель, станет очевидным не только то, что его к этому подтолкнуло: задним числом мы поймем, почему борьба стала неизбежна. Самое важное здесь — задним числом. Все в истории должно быть совершенно предсказуемо, но только после того, как мы узнали «конец», который нас удовлетворил.
“
Хорошая новость: для удержания истории в нужном русле существует правило под названием «если, тогда, следовательно». Если я засуну руку в огонь (действие), тогда я обожгусь (реакция). Следовательно, лучше мне ее туда не засовывать (решение). Действие, реакция, решение — вот что толкает историю вперед. От начала и до конца история должна строиться на причинно-следственных связях. В этом случае, когда главный герой возьмется за свою основную цель, станет очевидным не только то, что его к этому подтолкнуло: задним числом мы поймем, почему борьба стала неизбежна. Самое важное здесь — задним числом. Все в истории должно быть совершенно предсказуемо, но только после того, как мы узнали «конец», который нас удовлетворил.
Истории — это схемы, а мы вынужденно реагируем на узлы и углы этих схем. Почему? Зачем? Как это эксплуатировать? Отвечает Лиза Крон, уверенным тоном.
МИФ: Красивый стиль превыше всего.
РЕАЛЬНОСТЬ: Повествование превыше красивого стиля, причем всегда.
Даже плохой писатель Дэн Браун может заинтриговать сюжетом, но это не литературная его заслуга, а схемостроительная. Элементы схемы: чувства героев, цели, внутренние проблемы, конфликты, структура и подробности сюжета. Как всем этим пользоваться — объяснено старательно и не без юмора.
Сначала бодрое научпопие автора показалось мне слишком упрощающим. Но, наверное, это из-за контраста с только что прочитанной Story proof, которая — при всей её премудрости — всё ж про другое, там подробности часто нейрофизиологичны. А у Крон они все «поведенческие», но это ведь тоже важно.
Так что прочь снобизм! Несмотря на некоторую картонность выдуманных примеров (прочь, я сказал!), это вполне живое и полезное пособие по рассказыванию историй, и «список использованной научной литературы» весьма пухл (Пинкер, Дамасио, Газзанига и др.).
МИФ: Красивый стиль превыше всего.
РЕАЛЬНОСТЬ: Повествование превыше красивого стиля, причем всегда.
Даже плохой писатель Дэн Браун может заинтриговать сюжетом, но это не литературная его заслуга, а схемостроительная. Элементы схемы: чувства героев, цели, внутренние проблемы, конфликты, структура и подробности сюжета. Как всем этим пользоваться — объяснено старательно и не без юмора.
Сначала бодрое научпопие автора показалось мне слишком упрощающим. Но, наверное, это из-за контраста с только что прочитанной Story proof, которая — при всей её премудрости — всё ж про другое, там подробности часто нейрофизиологичны. А у Крон они все «поведенческие», но это ведь тоже важно.
Так что прочь снобизм! Несмотря на некоторую картонность выдуманных примеров (прочь, я сказал!), это вполне живое и полезное пособие по рассказыванию историй, и «список использованной научной литературы» весьма пухл (Пинкер, Дамасио, Газзанига и др.).
Читать, если:
Вы сочиняете прозу и хотите знать, на какие читательские «кнопки» выгоднее нажимать.
Nicole Fenton and Kate Kiefer Lee, "Nicely Said"
"Writing for the Web with Style and Purpose", очень внятное руководство по тому, как бизнес должен выглядеть в вебе.
People often use the words voice and tone interchangeably, but they're not the same thing. Your voice is your company's public personality. It doesn't change much from day to day. Like your own individual personality, it comes through in all of your content and influences how people perceive you. On the other hand, your tone changes to fit the situation. While your voice is more about you, your tone is about your readers and how they feel. Together, your voice and tone make up your writing style.
People often use the words voice and tone interchangeably, but they're not the same thing. Your voice is your company's public personality. It doesn't change much from day to day. Like your own individual personality, it comes through in all of your content and influences how people perceive you. On the other hand, your tone changes to fit the situation. While your voice is more about you, your tone is about your readers and how they feel. Together, your voice and tone make up your writing style.
Много лет пройдет, прежде чем большинство компаний начнет рассказывать о себе в Интернете по-человечески: как люди для людей. Пока что цвете и пахнет (ох пахнет) стиль «робо-бюрократы».
Но есть и хорошие новости: необязательно ждать большинства, наоборот, можно взять эту книгу и выгодно выглядеть на общем фоне уже послезавтра. Кейт и Николь складно и просто объясняют, как же писать про вашу компанию для людей. Как правильно организовать процесс письма и при чем тут интерфейс. Что такое стиль, голос и тон. Какой «контент» хорош, а какой — нет ("Good content is clear, useful and friendly. It helps you work toward your goals and speaks directly to your reader").
Чем-то книга похожа на руководство Зинсера (они его цитируют, в числе других) — как если бы Зинсеру упростили язык и сузили фокус до «текстов о компании и от компании». Вероятно, тем похожа, что тут тоже не стремятся дать все ответы, но учат задаваться полезными вопросами. Учат думать над текстом (и при этом не кажутся занудами).
Дополнительно к языковым/контентным затрагиваются еще такие темы: построение сообществ, маркетинг по-новому, щекотливые и стрессовые коммуникативные ситуации. Вновь: надо думать и реагировать, а не рапортовать неизменным тоном всегда и для всех (привет фейсбучному андроиду Почты России «Маркину»).
В общем, все, кто занимается корпоративным сайтом, SMM-ом в фейсбуке или, прости господи, твиттере: вам Nicely said нужна. Да и для других деловых взаимодействий совсем не будет лишней.
Но есть и хорошие новости: необязательно ждать большинства, наоборот, можно взять эту книгу и выгодно выглядеть на общем фоне уже послезавтра. Кейт и Николь складно и просто объясняют, как же писать про вашу компанию для людей. Как правильно организовать процесс письма и при чем тут интерфейс. Что такое стиль, голос и тон. Какой «контент» хорош, а какой — нет ("Good content is clear, useful and friendly. It helps you work toward your goals and speaks directly to your reader").
Чем-то книга похожа на руководство Зинсера (они его цитируют, в числе других) — как если бы Зинсеру упростили язык и сузили фокус до «текстов о компании и от компании». Вероятно, тем похожа, что тут тоже не стремятся дать все ответы, но учат задаваться полезными вопросами. Учат думать над текстом (и при этом не кажутся занудами).
Дополнительно к языковым/контентным затрагиваются еще такие темы: построение сообществ, маркетинг по-новому, щекотливые и стрессовые коммуникативные ситуации. Вновь: надо думать и реагировать, а не рапортовать неизменным тоном всегда и для всех (привет фейсбучному андроиду Почты России «Маркину»).
В общем, все, кто занимается корпоративным сайтом, SMM-ом в фейсбуке или, прости господи, твиттере: вам Nicely said нужна. Да и для других деловых взаимодействий совсем не будет лишней.
Читать, если:
Вы владелец малого-среднего бизнеса или наёмник, пишущий по найму (SMM, рассылки, копирайтинг и контент-менджмент).
Умберто Эко, «Как написать дипломную работу»
Подробное объяснение, как писать... дипломные работы.
“
Подчеркиваю снова: никто не может сказать вам, что именно писать в дипломе. Это остается вашей личной проблемой. Я могу вам сказать: 1) что называется дипломной работой; 2) как выбрать тему и рассчитать сроки по этапам; 3) как организовать литературу; 4) как организовать собранный материал; 5) как закрепить на бумаге результат. Имейте в виду, что самая трудная часть — последняя. Та, что кажется самой неважной. Между тем она единственная, где следует соблюсти довольно жесткие нормы.
“
Подчеркиваю снова: никто не может сказать вам, что именно писать в дипломе. Это остается вашей личной проблемой. Я могу вам сказать: 1) что называется дипломной работой; 2) как выбрать тему и рассчитать сроки по этапам; 3) как организовать литературу; 4) как организовать собранный материал; 5) как закрепить на бумаге результат. Имейте в виду, что самая трудная часть — последняя. Та, что кажется самой неважной. Между тем она единственная, где следует соблюсти довольно жесткие нормы.
Явно не последняя книга Эко в коллекции: о текстах он пишет много и занятно. А первой здесь она стала, поскольку когда-то помогла мне. Писать курсовые на захолустном журфаке и так тяжело — бессмысленность процесса слишком очевидна — а когда преподаватели не могут внятно объяснить, чем отличается объект исследования от предмета… И тут приходит старина Умберто!
Это, знаете, удача: настоящий ученый и при этом хороший писатель тратит 200+ страниц, чтобы разложить по полочкам производство студенческой научной работы. Не нудит. Шутит. Сочувствует. «Большинство же студентов действует в реальных непростых условиях, вот я и показываю, как можно сварить неплохой супчик ну не совсем из топора, но все же и без лангустов и артишоков»
Учтите, книга не новая. Ей ровно 40 лет. Но научные принципы-то не изменились: надо правильно собирать материал, ссылаться на источники, отличать объект от предмета, не надо врать и темнить. Скорей уж в некоторых странах научные институты за это время деградировали так, что даже диссертации многих министров годятся только на подтирку. А научные принципы — всё те же, и диплом можно написать осмысленный, и работать над ним приятнее, если ты понимаешь, что делаешь.
Этим книга и ценна: опираешься на твердое плечо знатока, который хочет/может тебе помочь, и уже не так боишься утонуть в болотах «академических стандартов», куда тебя забросил деканат.
Это, знаете, удача: настоящий ученый и при этом хороший писатель тратит 200+ страниц, чтобы разложить по полочкам производство студенческой научной работы. Не нудит. Шутит. Сочувствует. «Большинство же студентов действует в реальных непростых условиях, вот я и показываю, как можно сварить неплохой супчик ну не совсем из топора, но все же и без лангустов и артишоков»
Учтите, книга не новая. Ей ровно 40 лет. Но научные принципы-то не изменились: надо правильно собирать материал, ссылаться на источники, отличать объект от предмета, не надо врать и темнить. Скорей уж в некоторых странах научные институты за это время деградировали так, что даже диссертации многих министров годятся только на подтирку. А научные принципы — всё те же, и диплом можно написать осмысленный, и работать над ним приятнее, если ты понимаешь, что делаешь.
Этим книга и ценна: опираешься на твердое плечо знатока, который хочет/может тебе помочь, и уже не так боишься утонуть в болотах «академических стандартов», куда тебя забросил деканат.
Кому читать:
Студентам, аспирантам, научным руководителям и Владимиру Мединскому.
Stanley Fish, "How to Write a Sentence: And How to Read One"
Фразофил — о фразах: анатомия, механика и поэтика предложений. Бестселлер New York Times (что поразительно)
People write or speak sentences in order to produce an effect, and the success of a sentence is measured by the degree to which the desired effect has been achieved. That is why the prescriptive advice you often get in books like Strunk and White's The Elements of Style — write short sentences, be direct, don't get lost in a maze of piled-up clauses, avoid the passive voice, place yourself in the background, employ figures of speech sparingly —is useful only in relation to some purposes, and unfortunate in relation to others. The first thing to ask when writing a sentence is "What am I trying to do?"
People write or speak sentences in order to produce an effect, and the success of a sentence is measured by the degree to which the desired effect has been achieved. That is why the prescriptive advice you often get in books like Strunk and White's The Elements of Style—write short sentences, be direct, don't get lost in a maze of piled-up clauses, avoid the passive voice, place yourself in the background, employ figures of speech sparingly—is useful only in relation to some purposes, and unfortunate in relation to others. The first thing to ask when writing a sentence is "What am I trying to do?"
Про фразофила — это не чьи-то больные фантазии, автор сам признается: Some people are bird watchers, others are celebrity watchers; still others are flora and fauna watchers. I belong to the tribe of sentence watchers. Some appreciate fine art; others appreciate fine wines. I appreciate fine sentences.
Стэнли Фиш — теоретик литературы, медиевист, т.н. публичный интеллектуал, и к 73 годам, когда он написал эту книгу, он научился анализировать фразы с дотошностью, которая слегка пугает (а меня этим напугать сложно). Я пока даже не осмыслил книгу целиком: в ней есть как «более простые» места, так и боевые вылеты на микроуровень анализа, и всё происходит на богатом английском, то и дело затеняющемся филоложьей иронией.
Вот нам дают фразу Филиппа Рота «Когда я впервые увидел Бренду, она попросила меня подержать её очки». Абзац, другой, ВЖУХ, и уже доказано, что этой фразой полностью задан весь сюжет, где герой будет мальчиком на побегушках.
Отдельно рассмотрены классы «первое предложение» и «последнее предложение». Отдельно — философии подчинительных (subordinative) и сочинительных (additive) фраз, и, да, я сказал «философии», ибо Фиш не оставил мне выбора.
Приятно удивило, что он, ученый, вежливо посылает к черту нюансы синтаксической терминологии — мол, только отвлекают и тормозят авторов, надо не термины учить, а явления, которые за синтаксисом стоят. Не удивило, что Странка и Уайта он упоминает в духе «не сотворите себе кумиров, упрощать — не всегда хорошо». Упрощать — не всегда хорошо, черт, боже, наконец-то не я один это говорю!
And we must at all costs avoid over-simplification, which one might be tempted to call the occupational disease of philosophers if it were not their occupation.
(фраза не Фиша, а Дж. Остина, и только прочитав её одностраничный фишевский анализ я различил предшествующие глумливому развороту IF малые ступени восходящего сарказма; Остин, кстати, — философ)
Более сложна мысль о том, зачем упражняться с чистой формой, наплевав на содержание предложений — тут Фиш раз за разом вынимает из чужой прекрасной фразы скелет и ловко надевает на него первую попавшуюся белиберду, сохраняя эффект исходного образца. Но эту мысль вы должны прочесть не в моём торопливом пересказе или же — с большей вероятностью — вам её вообще не нужно читать.
Стэнли Фиш — теоретик литературы, медиевист, т.н. публичный интеллектуал, и к 73 годам, когда он написал эту книгу, он научился анализировать фразы с дотошностью, которая слегка пугает (а меня этим напугать сложно). Я пока даже не осмыслил книгу целиком: в ней есть как «более простые» места, так и боевые вылеты на микроуровень анализа, и всё происходит на богатом английском, то и дело затеняющемся филоложьей иронией.
Вот нам дают фразу Филиппа Рота «Когда я впервые увидел Бренду, она попросила меня подержать её очки». Абзац, другой, ВЖУХ, и уже доказано, что этой фразой полностью задан весь сюжет, где герой будет мальчиком на побегушках.
Отдельно рассмотрены классы «первое предложение» и «последнее предложение». Отдельно — философии подчинительных (subordinative) и сочинительных (additive) фраз, и, да, я сказал «философии», ибо Фиш не оставил мне выбора.
Приятно удивило, что он, ученый, вежливо посылает к черту нюансы синтаксической терминологии — мол, только отвлекают и тормозят авторов, надо не термины учить, а явления, которые за синтаксисом стоят. Не удивило, что Странка и Уайта он упоминает в духе «не сотворите себе кумиров, упрощать — не всегда хорошо». Упрощать — не всегда хорошо, черт, боже, наконец-то не я один это говорю!
And we must at all costs avoid over-simplification, which one might be tempted to call the occupational disease of philosophers if it were not their occupation.
(фраза не Фиша, а Дж. Остина, и только прочитав её одностраничный фишевский анализ я различил предшествующие глумливому развороту IF малые ступени восходящего сарказма; Остин, кстати, — философ)
Более сложна мысль о том, зачем упражняться с чистой формой, наплевав на содержание предложений — тут Фиш раз за разом вынимает из чужой прекрасной фразы скелет и ловко надевает на него первую попавшуюся белиберду, сохраняя эффект исходного образца. Но эту мысль вы должны прочесть не в моём торопливом пересказе или же — с большей вероятностью — вам её вообще не нужно читать.
Читать, если:
Вы всерьез работаете над стилем и неплохо владеете английским (автор не стесняется размахивать своим словарным запасом).
Джон Труби, «Анатомия истории»
Еще одно обзорное пособие по сторителлингу.
“
Чтобы понять, как движется живое повествование, обратимся к природе. Как и рассказчик, она часто соединяет элементы в некой последовательности.
У природы есть пять основных схем (с множеством разновидностей) выстраивания последовательностей: линия, меандр, спираль, дерево и взрыв. Те же схемы используют и рассказчики, отдельно или в сочетании связывая события во времени. Линия и взрыв — полюса. Линия — это когда события идут одно за другим, ровной чередой. Взрыв — когда все происходит одновременно. Меандр, спираль и дерево — комбинации линейной и одновременной событийности.
У природы есть пять основных схем (с множеством разновидностей) выстраивания последовательностей: линия, меандр, спираль, дерево и взрыв. Те же схемы используют и рассказчики, отдельно или в сочетании связывая события во времени. Линия и взрыв — полюса. Линия — это когда события идут одно за другим, ровной чередой. Взрыв — когда все происходит одновременно. Меандр, спираль и дерево — комбинации линейной и одновременной событийности.
“
Чтобы понять, как движется живое повествование, обратимся к природе. Как и рассказчик, она часто соединяет элементы в некой последовательности.
У природы есть пять основных схем (с множеством разновидностей) выстраивания последовательностей: линия, меандр, спираль, дерево и взрыв. Те же схемы используют и рассказчики, отдельно или в сочетании связывая события во времени. Линия и взрыв — полюса. Линия — это когда события идут одно за другим, ровной чередой. Взрыв — когда все происходит одновременно. Меандр, спираль и дерево — комбинации линейной и одновременной событийности.
У природы есть пять основных схем (с множеством разновидностей) выстраивания последовательностей: линия, меандр, спираль, дерево и взрыв. Те же схемы используют и рассказчики, отдельно или в сочетании связывая события во времени. Линия и взрыв — полюса. Линия — это когда события идут одно за другим, ровной чередой. Взрыв — когда все происходит одновременно. Меандр, спираль и дерево — комбинации линейной и одновременной событийности.
Факты 1-2: Труби — один из самых известных сценарных коучей, наряду с Робертом Макки и Сидом Филдом (каждый из которых тоже написал собственный сторителлинг-талмуд); Википедия утверждает, что он приложил руку к 1000+ сценариев. Факт 3: на IMDB он представлен вот чем. Не фонтан — и да, та вики-страница «нуждается в верификации». Не знаю, что и думать!
Книга вышла еще в 2007-м и в ересь не впадает, всё тот же старый добрый блаблателлинг: герой, вызов, конфликт, преодоление. Разве что патентованная семишаговая «собственная схема» сюжета по Труби — упирает на moral effects происходящего. И содержит аж 22 Важных Элемента, как заглавие и предупреждает.
Каждый шаг подробно (иногда даже слишком) разъясняется, имеет вариации воплощения, нюансы, участвует в паутине связей. Сидели бородатые сказители у костра, сидели, и не заметили как стали проектировщиками сюжетных интерфейсов и архитекторами повестовательных арок.
Я читал книгу, когда перевода еще не было, и тогда, пять лет назад, она мне показалось нудноватой. Содержательной, но нудноватой. Но если вы цените «чтоб поподробнее и с примерами» — это ваши 400 страниц.
Книга вышла еще в 2007-м и в ересь не впадает, всё тот же старый добрый блаблателлинг: герой, вызов, конфликт, преодоление. Разве что патентованная семишаговая «собственная схема» сюжета по Труби — упирает на moral effects происходящего. И содержит аж 22 Важных Элемента, как заглавие и предупреждает.
Каждый шаг подробно (иногда даже слишком) разъясняется, имеет вариации воплощения, нюансы, участвует в паутине связей. Сидели бородатые сказители у костра, сидели, и не заметили как стали проектировщиками сюжетных интерфейсов и архитекторами повестовательных арок.
Я читал книгу, когда перевода еще не было, и тогда, пять лет назад, она мне показалось нудноватой. Содержательной, но нудноватой. Но если вы цените «чтоб поподробнее и с примерами» — это ваши 400 страниц.
Кому читать:
Изучающим сторителлинг.
Джордж Леонард, «Мастерство»
Аккуратное и интересное разъяснение, почему одни становятся мастерами, а другие — нет.
“
Когда я готовил для Esquire специальные разделы, посвященные мастерству, я искал фотографии, которые бы наилучшим образом показывали лицо мастерства. Я пересмотрел сотни снимков самых известных и крупных фотоагентств. И среди ставших уже привычными изображений «счастья победы / горечи поражений» я нашел то, что искал. Бегун Стивен Скотт на последнем повороте дистанции в одну милю. Его лицо безмятежно, его тело расслаблено. Прыгун в воду Грег Луганис на краю доски: его лицо спокойно и сконцентрировано. Гимнаст Питер Видмар, выполняющий вольные упражнения: его тело в чрезвычайно напряженной позе, но лицо задумчивое и невозмутимое. Баскетболист Карим Абдул-Джаббар, совершающий свой знаменитый «небесный крюк» через руки защищающегося соперника: его лицо светится от внутреннего восторга. Абдул-Джаббар — яркий человек. Я уверен, что он любил деньги, славу и те преимущества, которые приносила ему спортивная карьера. Но «небесный крюк» он любил больше.
“
Когда я готовил для Esquire специальные разделы, посвященные мастерству, я искал фотографии, которые бы наилучшим образом показывали лицо мастерства. Я пересмотрел сотни снимков самых известных и крупных фотоагентств. И среди ставших уже привычными изображений «счастья победы / горечи поражений» я нашел то, что искал. Бегун Стивен Скотт на последнем повороте дистанции в одну милю. Его лицо безмятежно, его тело расслаблено. Прыгун в воду Грег Луганис на краю доски: его лицо спокойно и сконцентрировано. Гимнаст Питер Видмар, выполняющий вольные упражнения: его тело в чрезвычайно напряженной позе, но лицо задумчивое и невозмутимое. Баскетболист Карим Абдул-Джаббар, совершающий свой знаменитый «небесный крюк» через руки защищающегося соперника: его лицо светится от внутреннего восторга. Абдул-Джаббар — яркий человек. Я уверен, что он любил деньги, славу и те преимущества, которые приносила ему спортивная карьера. Но «небесный крюк» он любил больше.
Как и нижерасположенная «Парадокс перфекциониста», эта книга не про тексты, не про писателей. Но обе они писателям — начинающим и продолжающим — нужны.
Отравленные верой во «всего добиться сразу», люди бросают писать (рисовать, учить, тренироваться, %вставьте свой вариант%), как только признают, что до мастерства им еще далеко. Не сосчитать, сколько раз я объяснял: побеждают лишь те, кто упражняется (долго). Вот и Джордж Леонард о том же: путь к мастерству — редкие ступеньки вверх и длинные горизонтальные «плато» между ними. Современная культура в целом враждебна этому пути, но... это ничего не меняет. Нельзя обмануть правила игры. Нельзя надеяться, что каждый следующий текст будет лучше предыдущего.
Терпение. Сфокусированность. Практика. Не-стремление к победам (да). Перечисляя, чего мастерство требует, автор делится наблюдениями и предсказуемыми, и неочевидными. Например: «В долгосрочном плане нет ничего, кроме пути к мастерству, что позволило бы вести энергичную жизнь».
Книга — не «модный лайф-коучинг про личную эффективность», она вышла в 1992 году; Леонард — не мотивационный спикер, а учитель, мастер айкидо и бывший военный летчик (поучительные биографические эпизоды прилагаются).
Отравленные верой во «всего добиться сразу», люди бросают писать (рисовать, учить, тренироваться, %вставьте свой вариант%), как только признают, что до мастерства им еще далеко. Не сосчитать, сколько раз я объяснял: побеждают лишь те, кто упражняется (долго). Вот и Джордж Леонард о том же: путь к мастерству — редкие ступеньки вверх и длинные горизонтальные «плато» между ними. Современная культура в целом враждебна этому пути, но... это ничего не меняет. Нельзя обмануть правила игры. Нельзя надеяться, что каждый следующий текст будет лучше предыдущего.
Терпение. Сфокусированность. Практика. Не-стремление к победам (да). Перечисляя, чего мастерство требует, автор делится наблюдениями и предсказуемыми, и неочевидными. Например: «В долгосрочном плане нет ничего, кроме пути к мастерству, что позволило бы вести энергичную жизнь».
Книга — не «модный лайф-коучинг про личную эффективность», она вышла в 1992 году; Леонард — не мотивационный спикер, а учитель, мастер айкидо и бывший военный летчик (поучительные биографические эпизоды прилагаются).
Читать, если:
Вам хочется достичь многого в работе или
увлечениях (и вы готовы постараться).
увлечениях (и вы готовы постараться).
Это было обновление от 25.12.17. Приблизить следующее можно этими кнопками:
Уильям Зинсер, «Как писать хорошо»
Лучшее руководство для начинающего автора, важное — для редакторов и прочих словесников.
Удалите из своего обихода словечки, которые «конкретизируют» то, что вы чувствуете, думаете или видите: «слегка», «немного», «вроде», «довольно», «весьма», «очень», «слишком», «порядочно», «в каком-то смысле» и десятки других. Они разбавляют текст и лишают его убедительности. Не говорите, что вы были капельку смущены или чуть-чуть растеряны, что вы немного разозлились или слегка возмутились. Будьте смущенным и растерянным. Злитесь и возмущайтесь. Не надо портить свою прозу мелкими проявлениями нерешительности. Хороший автор не мямлит, а источает уверенность.
Удалите из своего обихода словечки, которые «конкретизируют» то, что вы чувствуете, думаете или видите: «слегка», «немного», «вроде», «довольно», «весьма», «очень», «слишком», «порядочно», «в каком-то смысле» и десятки других. Они разбавляют текст и лишают его убедительности. Не говорите, что вы были капельку смущены или чуть-чуть растеряны, что вы немного разозлились или слегка возмутились. Будьте смущенным и растерянным. Злитесь и возмущайтесь. Не надо портить свою прозу мелкими проявлениями нерешительности. Хороший автор не мямлит, а источает уверенность.
Эта книга прекрасно выглядит даже на фоне хороших писательских учебников, а на фоне большинства письмокоучей Зинсер просто полубог. За сорок лет «Как писать хорошо» переиздавалась уже семь или восемь раз, но если кто другой и написал более ценное «руководство новичка», оно в мои руки пока не попало.
Руководство создавалось с оглядкой на «Элементы стиля», но автор, по его словам, не соревновался с классиками, а дополнял, растолковывал их сухие «делай так / не делай так». Не скованный ограничениями по объему, Зинсер позволил себе рассказывать истории, сравнивать контексты и жанры, приводить примеры из рабочего архива. Шутить. Подбадривать.
Потому читать намного интереснее, чем «Элементы»: это поучительные байки, не уходящие далеко от методического стержня. Квадрат «Принципы-Методы-Жанры-Отношение» вмещает примерно всё, что нужно усвоить новичку. А в центре — главная мысль: ленивые люди не научатся писать, для этого нужно терпеливо осваивать писательские инструменты.
Руководство создавалось с оглядкой на «Элементы стиля», но автор, по его словам, не соревновался с классиками, а дополнял, растолковывал их сухие «делай так / не делай так». Не скованный ограничениями по объему, Зинсер позволил себе рассказывать истории, сравнивать контексты и жанры, приводить примеры из рабочего архива. Шутить. Подбадривать.
Потому читать намного интереснее, чем «Элементы»: это поучительные байки, не уходящие далеко от методического стержня. Квадрат «Принципы-Методы-Жанры-Отношение» вмещает примерно всё, что нужно усвоить новичку. А в центре — главная мысль: ленивые люди не научатся писать, для этого нужно терпеливо осваивать писательские инструменты.
Кому читать:
Всем.
Kendall Haven, "Story proof"
Книга, которой не хватало: ученые, а не писатели разбирают «сторителлинг» на атомы и объясняют, почему он — везде.
By eighteen months babies understand desire, goals, conflict in the name of goal pursuit, and cause-and-effect sequencing and connections between events. By two years they become empathetic (character understanding) and understand ''trouble'' as a deviation from accepted or expected norms. Just as their verbal skills are emerging, story structure is already firmly locked into their thinking. Gopnik concluded his research by saying, ''The baby's computers start out with a specific program for translating the inputs they get into accurate representations of the world and then into story-based predictions and actions'' (Gopnik et al. 1999).
By eighteen months babies understand desire, goals, conflict in the name of goal pursuit, and cause-and-effect sequencing and connections between events. By two years they become empathetic (character understanding) and understand ''trouble'' as a deviation from accepted or expected norms. Just as their verbal skills are emerging, story structure is already firmly locked into their thinking. Gopnik concluded his research by saying, ''The baby's computers start out with a specific program for translating the inputs they get into accurate representations of the world and then into story-based predictions and actions'' (Gopnik et al. 1999).
На-ко-нец-то! Детальное научное обоснование, почему «истории» как газ — заполняют всё окружающее нас место, прикидываясь то рассказами, то фильмами, то видеоиграми, то ежедневным общением. Хэйвен говорит, что в процессе перелопатил 100,000 pages of research (сотни книг + исследования, психология, neuroscience, нарратология, социология...) — и это звучит достоверно.
Много интересного. Прототипы историй появились до языка, собственно, язык, сначала устный, потом письменный и понадобился нам затем, чтобы истории рассказывать. Дети очень рано понимают концепты желания, целей, конфликтов во имя цели, причинно-следственных связей; истории — это фреймворк нашего сознания, мозг с первых месяцев «мыслит в категориях «историйности». И мозг заточен под работу с неполной информацией: принимаем решения, добавляя к ней предположения и ожидания. Механизм человеческого понимания: установить крайности бинарной оппозицией, достроить пространство между ними.
Пять ключевых компонентов в историях — это герой, намерение, действия, преодоления и подробности.
А еще автор всю дорогу ищет (и находит) правильное определение слова story. Спасибо, Кендалл!
Много интересного. Прототипы историй появились до языка, собственно, язык, сначала устный, потом письменный и понадобился нам затем, чтобы истории рассказывать. Дети очень рано понимают концепты желания, целей, конфликтов во имя цели, причинно-следственных связей; истории — это фреймворк нашего сознания, мозг с первых месяцев «мыслит в категориях «историйности». И мозг заточен под работу с неполной информацией: принимаем решения, добавляя к ней предположения и ожидания. Механизм человеческого понимания: установить крайности бинарной оппозицией, достроить пространство между ними.
Пять ключевых компонентов в историях — это герой, намерение, действия, преодоления и подробности.
А еще автор всю дорогу ищет (и находит) правильное определение слова story. Спасибо, Кендалл!
Читать, если:
Хочется понять, как устроено человеческое внимание-понимание и почему мы так любим фильмы-книжки-игры.
Николай Кононов, «Автор, ножницы, бумага»
О том, как писать длинные истории для газет, журналов и прочих подобных им мест.
Горькая правда заключается в том, что, даже если вы одержимы, вам придется пережить несколько стадий работы над написанием длинной истории. Они чем-то напоминают знаменитые стадии принятия крайне неприятных новостей «отрицание — злость — торг — депрессия — смирение». Если вы психологически не готовы или пишете длинный и сложный текст в первый раз, это «эйфория (я пишу!) — злость (получается что-то не то или то, но в пять раз медленнее) — торг (может, мне написать в два раза короче или вообще не писать?) — бессилие (я не знаю, что с этим делать)».
“
Горькая правда заключается в том, что, даже если вы одержимы, вам придется пережить несколько стадий работы над написанием длинной истории. Они чем-то напоминают знаменитые стадии принятия крайне неприятных новостей «отрицание — злость — торг — депрессия — смирение». Если вы психологически не готовы или пишете длинный и сложный текст в первый раз, это «эйфория (я пишу!) — злость (получается что-то не то или то, но в пять раз медленнее) — торг (может, мне написать в два раза короче или вообще не писать?) — бессилие (я не знаю, что с этим делать)».
Наверное, лучше сразу разделить отзыв надвое.
О хорошем. Если вы учитесь писать большие «журнальные» истории с героями, это очень полезная книга, много советов и примеров. Что-то пригодится и в других жанрах, наверное, но фокус — на длиннотекстах. Автор не из теоретиков, сам написал чертову уйму лонгридов. Опытному корру книга мало что даст, а для блогеров самозанятых одно лишь хорошее интервьюирование — уже дальний космос. Так что всё это — для амбициозных медиа-новичков.
О сомнительном. Иногда я делал лицом так: O_o. Например, Кононов, ссылаясь на «15-летнюю практику автора и редактора» утверждает, что есть только два способа побороть прокрастинацию. Это неправда, их больше. Говорю как автор и редактор с 15-летним опытом (начал в 17 лет, да) и как преподаватель, постоянно вычерпывающий прокрастинацию чужую.
Или «... кажется, мне удалось написать книгу, которая ближе других подобралась к русскому варианту Elements of Style». ЛОЛШТО? O_o Не понимаю, как можно сблизить две книги, настолько непохожих по формату и языку. Иногда стиль Кононова проваливается так, что Странк и Уайт бы на это сравнение обиделись. Возможно, книга писалась бегом-бегом (бывает, ничего страшного), и редактор тоже куда-то торопился (а вот это, дорогой МИФ, плохо). Все вправе недорабатывать как хотят, ну так и не надо тогда себя равнять с эталонами, до которых ой как далеко (это касается и непонятно-зачемной главы про питчи инвесторам, авторы "Elements..." как-то строже держались своего предмета).
Дело не в том, что я люблю быть занудой (хотя это круто, правда!), а в том, что невольно начинаешь думать: а может и другие уверенные заявления автора преувеличивают? ошибочны? Вроде бы и нет, советы логичны (за стопроцентную правоту Кононова всё ж не поручусь), но вывод напрашивается: излишняя самоуверенность даже хорошей работе не к лицу.
О хорошем. Если вы учитесь писать большие «журнальные» истории с героями, это очень полезная книга, много советов и примеров. Что-то пригодится и в других жанрах, наверное, но фокус — на длиннотекстах. Автор не из теоретиков, сам написал чертову уйму лонгридов. Опытному корру книга мало что даст, а для блогеров самозанятых одно лишь хорошее интервьюирование — уже дальний космос. Так что всё это — для амбициозных медиа-новичков.
О сомнительном. Иногда я делал лицом так: O_o. Например, Кононов, ссылаясь на «15-летнюю практику автора и редактора» утверждает, что есть только два способа побороть прокрастинацию. Это неправда, их больше. Говорю как автор и редактор с 15-летним опытом (начал в 17 лет, да) и как преподаватель, постоянно вычерпывающий прокрастинацию чужую.
Или «... кажется, мне удалось написать книгу, которая ближе других подобралась к русскому варианту Elements of Style». ЛОЛШТО? O_o Не понимаю, как можно сблизить две книги, настолько непохожих по формату и языку. Иногда стиль Кононова проваливается так, что Странк и Уайт бы на это сравнение обиделись. Возможно, книга писалась бегом-бегом (бывает, ничего страшного), и редактор тоже куда-то торопился (а вот это, дорогой МИФ, плохо). Все вправе недорабатывать как хотят, ну так и не надо тогда себя равнять с эталонами, до которых ой как далеко (это касается и непонятно-зачемной главы про питчи инвесторам, авторы "Elements..." как-то строже держались своего предмета).
Дело не в том, что я люблю быть занудой (хотя это круто, правда!), а в том, что невольно начинаешь думать: а может и другие уверенные заявления автора преувеличивают? ошибочны? Вроде бы и нет, советы логичны (за стопроцентную правоту Кононова всё ж не поручусь), но вывод напрашивается: излишняя самоуверенность даже хорошей работе не к лицу.
Кому читать:
Журналистам, что хотят писать фичеры, они же лонгриды, они же — перейдем на русский — длинные истории.
Roy Peter Clark, "Help! For Writers: 210 Solutions to the Problems Every Writer Face"
Длинная прогулка по многоярусной коллекции инструментов.
Melvin Mencher, a legendary teacher at the Columbia Graduate School of Journalism, asked his students to judge the relative importance and interest of events against a set of values such as timeliness, proximity, conflict, prominence, currency, impact, and even the bizarre. The best stories, especially ones written in the public interest, derive from more than one of these standards. These questions will also help: What matters to you (the writer)? What do you think matters most to readers? What part of the story is likely to have the greatest impact? What might change the way the reader sees or experiences the world?
Melvin Mencher, a legendary teacher at the Columbia Graduate School of Journalism, asked his students to judge the relative importance and interest of events against a set of values such as timeliness, proximity, conflict, prominence, currency, impact, and even the bizarre. The best stories, especially ones written in the public interest, derive from more than one of these standards. These questions will also help: What matters to you (the writer)? What do you think matters most to readers? What part of the story is likely to have the greatest impact? What might change the way the reader sees or experiences the world?
Дедушка очень крут. Известный в России только по любительскому переводу книги про 50 приёмов, Кларк вообще-то ею не ограничился. И его «210 решений» — сборник отличнейший.
210 — это десять развернутых подсказок по каждой из 21 типичных проблем. «Не знаю, о чём писать», «я неорганизован», «беда с началом/серединой/концовкой», «слишком замусориваю всё штампами», «бедный мой бедный словарный запас», «прокрастинирую», «пишу чересчур медленно», «не могу выразиться ясно», ну и еще 13 штук.
Некоторые решения — например, про редакционные задания — больше нужны журналистам, но страдающие независимые авторы тоже наберут целое лукошко на поляне Кларка. Я сделал выписок почти на 30000 знаков (это дико много): чтобы обдумать, процитировать, попробовать. Или просто потому, что не мог не выписать.
"A male porn star🌟 who can't perform is said to have "wood trouble," 🌲 sometimes requiring the assistance 🆘 of a "fluffer," whose job it is to get him back in working order. Who knew that lexicography could be such fun?". 😆
210 — это десять развернутых подсказок по каждой из 21 типичных проблем. «Не знаю, о чём писать», «я неорганизован», «беда с началом/серединой/концовкой», «слишком замусориваю всё штампами», «бедный мой бедный словарный запас», «прокрастинирую», «пишу чересчур медленно», «не могу выразиться ясно», ну и еще 13 штук.
Некоторые решения — например, про редакционные задания — больше нужны журналистам, но страдающие независимые авторы тоже наберут целое лукошко на поляне Кларка. Я сделал выписок почти на 30000 знаков (это дико много): чтобы обдумать, процитировать, попробовать. Или просто потому, что не мог не выписать.
"A male porn star🌟 who can't perform is said to have "wood trouble," 🌲 sometimes requiring the assistance 🆘 of a "fluffer," whose job it is to get him back in working order. Who knew that lexicography could be such fun?". 😆
Кому читать:
Журналистам, что хотят пополнить арсенал приемов;
авторам, то и дело упирающимся в разные препятствия
авторам, то и дело упирающимся в разные препятствия
Нил Гейман, «Вид с дешевых мест»
Сборник от Рэя Брэдбери нашего времени: эссе, журнальные тексты, публичные выступления.
В детстве мне рассказали об одной маленькой девочке, которая как-то вечером заглянула в окно к писателю и увидела, как он пишет книгу. Он снял свое обманное лицо и повесил на гвоздик за дверью, потому что привык за работой оставаться с настоящим лицом. И девочка увидела его лицо по-настоящему — а он увидел ее. И с тех пор эту девочку больше уже никто никогда не видел.
А писатели с тех пор выглядят точь-в-точь как все, даже за работой (хотя иногда шевелят губами, а иногда таращатся в пустоту гораздо дольше и пристальнее кого угодно, кроме разве что кошек), и только слова их могут поведать об их настоящих лицах — о тех, что под масками. Вот почему людей, которые знакомятся вживую с создателями фэнтези, так часто постигает разочарование. «Я-то думал, ты будешь выше ростом (или старше, или моложе, или симпатичнее, или мудрее)», — говорят они нам, вслух или без слов. «Я выгляжу совсем по-другому, — отвечаю я. — Это не мое лицо».
А писатели с тех пор выглядят точь-в-точь как все, даже за работой (хотя иногда шевелят губами, а иногда таращатся в пустоту гораздо дольше и пристальнее кого угодно, кроме разве что кошек), и только слова их могут поведать об их настоящих лицах — о тех, что под масками. Вот почему людей, которые знакомятся вживую с создателями фэнтези, так часто постигает разочарование. «Я-то думал, ты будешь выше ростом (или старше, или моложе, или симпатичнее, или мудрее)», — говорят они нам, вслух или без слов. «Я выгляжу совсем по-другому, — отвечаю я. — Это не мое лицо».
“
В детстве мне рассказали об одной маленькой девочке, которая как-то вечером заглянула в окно к писателю и увидела, как он пишет книгу. Он снял свое обманное лицо и повесил на гвоздик за дверью, потому что привык за работой оставаться с настоящим лицом. И девочка увидела его лицо по-настоящему — а он увидел ее. И с тех пор эту девочку больше уже никто никогда не видел.
А писатели с тех пор выглядят точь-в-точь как все, даже за работой (хотя иногда шевелят губами, а иногда таращатся в пустоту гораздо дольше и пристальнее кого угодно, кроме разве что кошек), и только слова их могут поведать об их настоящих лицах — о тех, что под масками. Вот почему людей, которые знакомятся вживую с создателями фэнтези, так часто постигает разочарование. «Я-то думал, ты будешь выше ростом (или старше, или моложе, или симпатичнее, или мудрее)», — говорят они нам, вслух или без слов. «Я выгляжу совсем по-другому, — отвечаю я. — Это не мое лицо».
А писатели с тех пор выглядят точь-в-точь как все, даже за работой (хотя иногда шевелят губами, а иногда таращатся в пустоту гораздо дольше и пристальнее кого угодно, кроме разве что кошек), и только слова их могут поведать об их настоящих лицах — о тех, что под масками. Вот почему людей, которые знакомятся вживую с создателями фэнтези, так часто постигает разочарование. «Я-то думал, ты будешь выше ростом (или старше, или моложе, или симпатичнее, или мудрее)», — говорят они нам, вслух или без слов. «Я выгляжу совсем по-другому, — отвечаю я. — Это не мое лицо».
Да, Гейман правда кажется мне вторым Брэдбери: добрый сказочник, полный жизни, искренности и любопытства. Конечно, не такой наивно-восторженный как Рэй, и «Американские боги» — не «Марсианские хроники», ну так и и время у нас другое, побыстрее и позлее.
Внутри много мыслей НГ о книгах и письме, но ими длиннющий сборник не ограничивается. Автор знает толк не только в комиксах, и сценариях, но и обожает музыку; интервьюировал Лу Рида, дружит с Тори Амос, женат на Аманде Палмер — и всему этому тут нашлось место. Фильмы, потрэковые разборы альбомов, детские воспоминания, подробные книжные рецензии (я выписал дюжину имён фантастов для «ознакомиться»), восторги (и не только женой!), воспоминания, истории, истории, истории.
Сборник — совсем и не о Геймане, а о мире, через который он носится туда-сюда. Тут толпа народу, вот Джек Кирби с Аланом Муром, вот Дуглас Адамс, а вот психопат-прерафаэлит, рисовавший за решеткой Бедлама (зачем-то убил отца). Ткач множественных реальностей («моя реальность — то, как я воспринимаю мир — существует в такой форме лишь благодаря «Доктору Кто»), Гейман везде находит интересные произведения и выдающихся людей и рассказывает о них так, что всегда чувствуешь: да, в этом что-то есть.
Даже если потом обнаружится, что это «это» — точно не для тебя!
Внутри много мыслей НГ о книгах и письме, но ими длиннющий сборник не ограничивается. Автор знает толк не только в комиксах, и сценариях, но и обожает музыку; интервьюировал Лу Рида, дружит с Тори Амос, женат на Аманде Палмер — и всему этому тут нашлось место. Фильмы, потрэковые разборы альбомов, детские воспоминания, подробные книжные рецензии (я выписал дюжину имён фантастов для «ознакомиться»), восторги (и не только женой!), воспоминания, истории, истории, истории.
Сборник — совсем и не о Геймане, а о мире, через который он носится туда-сюда. Тут толпа народу, вот Джек Кирби с Аланом Муром, вот Дуглас Адамс, а вот психопат-прерафаэлит, рисовавший за решеткой Бедлама (зачем-то убил отца). Ткач множественных реальностей («моя реальность — то, как я воспринимаю мир — существует в такой форме лишь благодаря «Доктору Кто»), Гейман везде находит интересные произведения и выдающихся людей и рассказывает о них так, что всегда чувствуешь: да, в этом что-то есть.
Даже если потом обнаружится, что это «это» — точно не для тебя!
Кому читать:
Тем, кто пишет и редактирует fiction;
любителям творчества и откровенных писательских биографий.
любителям творчества и откровенных писательских биографий.
Юрген Вольф, «Школа литературного мастерства»
Коучинг-попс.
“
В этой главе мы увидим, как одно маленькое, но очень сильное слово может помочь решить, за какой проект взяться и как над ним работать. Это слово «почему». Если вам приходилось иметь дело с ребенком, то вопрос этот вы слышали множество раз. Тогда он, скорее всего, доводил вас до сумасшествия, а теперь станет ценнейшим писательским инструментом. Знакомство с ним подготовит вас к прочтению последующих глав, где создание характеров и структурирование сюжета будут рассмотрены более детально.
“
В этой главе мы увидим, как одно маленькое, но очень сильное слово может помочь решить, за какой проект взяться и как над ним работать. Это слово «почему». Если вам приходилось иметь дело с ребенком, то вопрос этот вы слышали множество раз. Тогда он, скорее всего, доводил вас до сумасшествия, а теперь станет ценнейшим писательским инструментом. Знакомство с ним подготовит вас к прочтению последующих глав, где создание характеров и структурирование сюжета будут рассмотрены более детально.
В оригинале — "Your Writing Coach: From Concept to Character, from Pitch to Publication" и с дурацким подзаголовком "Everything you need to know about...". Никакое, конечно, не «еврисин», еврисин ни в одного Вольфа не поместится, тут скорее «Детский сад литературного мастерства», чем полноценная школа.
Это толковая подборка для того, кто вчера захотел написать книгу и еще не представляет, как вообще книги пишутся. «Важно не бояться», «найдите свою нишу», «используйте свой опыт», «слушайте свои чувства» — и многие советы, и многие примеры встретит здесь впервые только абсолютный новичок; ну кто в наши дни не знает об основных правилах мозгового штурма? Да я на них чаще натыкаюсь в нонфикшне, чем на библейские мотивы в романах.
Но пока новички есть, такие книги полезны, другие авторы могут набрать здесь разве что простых тренировочных упражнений. Вас раздражает поверхностность и хочется ощущения, что говорит настоящий писатель, а не коуч-журналист-гипнотерапевт? Тогда лучше подойдет Кинг не в переводе, а я выдам, на всякий случай, секрет: одной «обзорной» книги всегда недостаточно.
Это толковая подборка для того, кто вчера захотел написать книгу и еще не представляет, как вообще книги пишутся. «Важно не бояться», «найдите свою нишу», «используйте свой опыт», «слушайте свои чувства» — и многие советы, и многие примеры встретит здесь впервые только абсолютный новичок; ну кто в наши дни не знает об основных правилах мозгового штурма? Да я на них чаще натыкаюсь в нонфикшне, чем на библейские мотивы в романах.
Но пока новички есть, такие книги полезны, другие авторы могут набрать здесь разве что простых тренировочных упражнений. Вас раздражает поверхностность и хочется ощущения, что говорит настоящий писатель, а не коуч-журналист-гипнотерапевт? Тогда лучше подойдет Кинг не в переводе, а я выдам, на всякий случай, секрет: одной «обзорной» книги всегда недостаточно.
Читать, если:
Вы раньше не читали книг о текстописании;
хочется повторить таблицу умножения.
хочется повторить таблицу умножения.
Ричард Хьюго, «Пусковой город»*
Девять эссе о поэзии и писательстве и о том, возможно ли им учить.
Пишите в блокноте с твердой обложкой и зелеными линованными страницами. Зеленый покоен для глаз. Белая нелинованная бумага словно бросает вам вызов создавать миры — еще прежде, чем вы принялись писать. Может, для вас, современных поэтов, все так и есть, и вы обязаны создавать миры по ходу дела, но к чему лишние напоминания до того, как вы записали хоть одно слово? Линовка словно просит у вас слов. Нелинованная страница умоляет оставить ее в покое.
“
Пишите в блокноте с твердой обложкой и зелеными линованными страницами. Зеленый покоен для глаз. Белая нелинованная бумага словно бросает вам вызов создавать миры — еще прежде, чем вы принялись писать. Может, для вас, современных поэтов, все так и есть, и вы обязаны создавать миры по ходу дела, но к чему лишние напоминания до того, как вы записали хоть одно слово? Линовка словно просит у вас слов. Нелинованная страница умоляет оставить ее в покое.
Хьюго-преподаватель (он работал в университете) решает интересную задачу: подсказать «как надо писать», рассуждая, что никто не может знать, как надо, creative writing — это вам не икейные тумбочки собирать. Да, он подсказывает какие-то трюки, разбирает стихи, показывает, из каких *triggering towns появляются стихи Хьюго-поэта, но интонационно — это антиучебник, антиинструкция, книге Вольфа противоположная. Свободные высказывания свободного художника.
И такая недогматичность уважительна: какой ж вы поэт, если ищете схемы рифмовки идеальных мебелей? Тумбочколюбам не помочь, слов в воздухе они не видят. Чему нельзя научить, тем можно заразить... не всех, а только склонных заражаться.
Живое не бывает заведомо бесполезным, а это очень живая и личная книга — герои, воспоминания, стихи, расстройства. «Воображение — циник. В том смысле, что ему под силу вместить самые несочетаемые элементы без всякой поправки на их относительную ценность. А выходит это у него потому, что оно допускает единую ценность всех вещей, а это значит, что ничто не имеет ценности, а это, в свою очередь, — цинизм». С парадоксами Хьюго если не дружит, то приятельствует.
И такая недогматичность уважительна: какой ж вы поэт, если ищете схемы рифмовки идеальных мебелей? Тумбочколюбам не помочь, слов в воздухе они не видят. Чему нельзя научить, тем можно заразить... не всех, а только склонных заражаться.
Живое не бывает заведомо бесполезным, а это очень живая и личная книга — герои, воспоминания, стихи, расстройства. «Воображение — циник. В том смысле, что ему под силу вместить самые несочетаемые элементы без всякой поправки на их относительную ценность. А выходит это у него потому, что оно допускает единую ценность всех вещей, а это значит, что ничто не имеет ценности, а это, в свою очередь, — цинизм». С парадоксами Хьюго если не дружит, то приятельствует.
Кому читать:
Складывающим слова в столбик;
равно как и гоняющимся за тонкими смыслами.
равно как и гоняющимся за тонкими смыслами.
Дэвид Рэндалл, «Универсальный журналист»
Про основы журналистского ремесла.
“
Нет такого явления, как западная журналистика. Точно так же не существует российской журналистики, польской журналистики, болгарской журналистики, французской, нигерийской, голландской, тайской, финской, исландской, бирманской, латвийской журналистики или журналистики Саудовской Аравии. Есть только хорошая и плохая журналистика.
Также не может быть либеральной журналистики, республиканской журналистики, националистической, атеистической, реформистской, сепаратистской, федералистской, феминистской или марксистской журналистики. В том случае, когда журналисты своей работой служат этим или любым другим целям, они — вовсе не журналисты, а пропагандисты. Есть только хорошая и плохая журналистика.
Также не может быть либеральной журналистики, республиканской журналистики, националистической, атеистической, реформистской, сепаратистской, федералистской, феминистской или марксистской журналистики. В том случае, когда журналисты своей работой служат этим или любым другим целям, они — вовсе не журналисты, а пропагандисты. Есть только хорошая и плохая журналистика.
“
Нет такого явления, как западная журналистика. Точно так же не существует российской журналистики, польской журналистики, болгарской журналистики, французской, нигерийской, голландской, тайской, финской, исландской, бирманской, латвийской журналистики или журналистики Саудовской Аравии. Есть только хорошая и плохая журналистика.
Также не может быть либеральной журналистики, республиканской журналистики, националистической, атеистической, реформистской, сепаратистской, федералистской, феминистской или марксистской журналистики. В том случае, когда журналисты своей работой служат этим или любым другим целям, они — вовсе не журналисты, а пропагандисты. Есть только хорошая и плохая журналистика.
Также не может быть либеральной журналистики, республиканской журналистики, националистической, атеистической, реформистской, сепаратистской, федералистской, феминистской или марксистской журналистики. В том случае, когда журналисты своей работой служат этим или любым другим целям, они — вовсе не журналисты, а пропагандисты. Есть только хорошая и плохая журналистика.
«Возможно, сейчас вам и в голову не приходит, что ваша газета сможет позволить себе компьютер, но этот день настанет раньше, чем вы думаете» — только такие техно-анахронизмы явно напоминают, что книга написана, когда нынешние дипломники журфаков едва успели родиться. Журналистика изменилась, но явно устарели у Рэндалла лишь несколько глав (про верстку, «справочник в газете» и т.д.).
По-прежнему надо работать с людьми, по-прежнему надо задавать острые вопросы, по-прежнему надо выстраивать композицию текста и снова лучше не быть паскудой.
Острые вопросы, хммм. Я пишу этот абзац на следующий день после того, как с РБК ТВ, последнего неангажированного телеканала, то ли уволились, то ли не уволились десятки людей, не желающих гнуться под новое начальство. Изданный в 1996-м, «УЖ» знакомил местных репортеров с мировыми «стандартами качества», теперь он для нас — планка, до которой неясно как допрыгивать: прыжковый шест сломали, «плохая журналистика» лени и пропаганды вытеснила хорошую журналистику в область опасного фриланса. И все же: планка есть, кто её отрицает — дурак.
По-прежнему надо работать с людьми, по-прежнему надо задавать острые вопросы, по-прежнему надо выстраивать композицию текста и снова лучше не быть паскудой.
Острые вопросы, хммм. Я пишу этот абзац на следующий день после того, как с РБК ТВ, последнего неангажированного телеканала, то ли уволились, то ли не уволились десятки людей, не желающих гнуться под новое начальство. Изданный в 1996-м, «УЖ» знакомил местных репортеров с мировыми «стандартами качества», теперь он для нас — планка, до которой неясно как допрыгивать: прыжковый шест сломали, «плохая журналистика» лени и пропаганды вытеснила хорошую журналистику в область опасного фриланса. И все же: планка есть, кто её отрицает — дурак.
Читать, если:
Вас угораздило попасть на журфак;
хочется не быть плохим блоггером, а быть хорошим.
хочется не быть плохим блоггером, а быть хорошим.
Томас Фостер, «Искусство чтения»
Экскурсия по скрытым слоям литературных произведений.
Писатель редко показывает жестокость ради самой жестокости, поэтому нужно учиться задавать вопросы к тексту. Например — какие темы поднимает этот вид насилия? Какой исторический персонаж или мифический герой умер подобной смертью? Почему именно такой способ убийства? Подоплека может оказаться моральной, духовной, исторической, политической, социальной. Ответы редко лежат на поверхности, но их всегда можно и нужно найти, главное постараться.
“
Писатель редко показывает жестокость ради самой жестокости, поэтому нужно учиться задавать вопросы к тексту. Например — какие темы поднимает этот вид насилия? Какой исторический персонаж или мифический герой умер подобной смертью? Почему именно такой способ убийства? Подоплека может оказаться моральной, духовной, исторической, политической, социальной. Ответы редко лежат на поверхности, но их всегда можно и нужно найти, главное постараться.
Однажды я понял: писатели очень похожи на программистов. Тем, что они используют язык литературы, больше похожий на смесь разноуровневых языков программирования, чем на язык традиционный (русский, английский, чукотский).
И не зная грамматики этого языка литературы, вы читаете книги поверхностно. Томас Фостер с грамматикой и знакомит. «Грамматические категории» (или, если вы программист, классы и метаклассы) многообразны: насилие, библейские отсылки, еда, Греция, Шекспир, символы и секс. Времена года. Юмор. Везде есть приемы-операторы, более знаменитые отсылки, менее знаменитые отсылки, сложные паутины ассоциаций.
Да, мы помним что-то такое смутное со школьных уроков литературы. Но много ли мы тогда понимали про секс? Постойте, а много ли мне Ольга Геннадьевна поясняла тогда про внутрилитературный секс? был ли хоть разочек? 🤔
Короче, читайте по-взрослому, профессор Фостер научит. И возможно, еще найдете в ваших любимых книгах целую птицефабрику пасхальных яиц.
И не зная грамматики этого языка литературы, вы читаете книги поверхностно. Томас Фостер с грамматикой и знакомит. «Грамматические категории» (или, если вы программист, классы и метаклассы) многообразны: насилие, библейские отсылки, еда, Греция, Шекспир, символы и секс. Времена года. Юмор. Везде есть приемы-операторы, более знаменитые отсылки, менее знаменитые отсылки, сложные паутины ассоциаций.
Да, мы помним что-то такое смутное со школьных уроков литературы. Но много ли мы тогда понимали про секс? Постойте, а много ли мне Ольга Геннадьевна поясняла тогда про внутрилитературный секс? был ли хоть разочек? 🤔
Короче, читайте по-взрослому, профессор Фостер научит. И возможно, еще найдете в ваших любимых книгах целую птицефабрику пасхальных яиц.
Кому читать:
Всем читателям художественных книг.
Александр Митта, «Кино между адом и раем»
Лучший — для начинающих — учебник по основам драматургии.
Я стал изучать эти принципы и изумился. Оказывается, я все это знал. И задолго до меня знали Чехов и Станиславский. Не нашлось ни одной идеи, которая перевернула бы мое представление о драме. Только классики создавали свои творения как маги, колдуя над огнем. А индустрия упростила магию до рецептов МакДональдса. И помогает. Мне нужна была площадка, где можно было бы соединить мои старые знания с новыми.
И тут возник второй поворотный пункт, который должен быть в каждой грамотной истории.
И тут возник второй поворотный пункт, который должен быть в каждой грамотной истории.
Я стал изучать эти принципы и изумился. Оказывается, я все это знал. И задолго до меня знали Чехов и Станиславский. Не нашлось ни одной идеи, которая перевернула бы мое представление о драме. Только классики создавали свои творения как маги, колдуя над огнем. А индустрия упростила магию до рецептов МакДональдса. И помогает. Мне нужна была площадка, где можно было бы соединить мои старые знания с новыми.
И тут возник второй поворотный пункт, который должен быть в каждой грамотной истории.
И тут возник второй поворотный пункт, который должен быть в каждой грамотной истории.
Говорим «российский сценарист» — подразумеваем «читал Митту», даже форумы графоманов-новичков давно переполнены упоминаниями «Кино меж...». Так что для «понимающих» — тут сборник прописных истин, запах нафталина, вот это вот всё.
Но пусть снобы снобятся, а я громко скажу, что Митту читать намного интереснее, чем всемирно известных теоретиков сторителлинга, хоть Джона Труби, хоть Роберта Макки. Если он протягивает трехстраничную историю о том, как артист Дуров дрессировал свина вареньем, она не наскучит. Юмор, байки из жизни, простой язык, ясная логика... почаще бы так, дорогие теоретики.
«Драма не интеллектуальное искусство. Это искусство вызывать и развивать в зрителе эмоции». Пусть так, зато хороший текст интеллектуальных усилий требует, и тут их приложено немало: легкость чтения обычно обманчива. И когда мне нужно знакомить учеников с «эмоциональными качелями», я даю им «Кино между адом и раем» и говорю: будьте как режиссеры, ищите конфликты.
Но пусть снобы снобятся, а я громко скажу, что Митту читать намного интереснее, чем всемирно известных теоретиков сторителлинга, хоть Джона Труби, хоть Роберта Макки. Если он протягивает трехстраничную историю о том, как артист Дуров дрессировал свина вареньем, она не наскучит. Юмор, байки из жизни, простой язык, ясная логика... почаще бы так, дорогие теоретики.
«Драма не интеллектуальное искусство. Это искусство вызывать и развивать в зрителе эмоции». Пусть так, зато хороший текст интеллектуальных усилий требует, и тут их приложено немало: легкость чтения обычно обманчива. И когда мне нужно знакомить учеников с «эмоциональными качелями», я даю им «Кино между адом и раем» и говорю: будьте как режиссеры, ищите конфликты.
Читать, если:
Хочется понять, что же цепляет читателей и зрителей.
Peter Sandeen, "101 Headline Formulas"
Знакомые и незнакомые шаблоны «цепляющих» заголовков.
A headline formula that worked yesterday will work today, and it will work tomorrow. So, trying to create something no one's done before is an unnecessary risk.
This doesn't mean that you shouldn't be creative. If you want to write great headlines, you need to learn to modify the formulas. You'll find at least a couple of examples for each formula. Sometimes they follow the formula exactly, but often I've modified the formula to give you more ideas.
When you understand why each headline works, you'll start to write great headlines intuitively and only use the formulas for inspiration.
This doesn't mean that you shouldn't be creative. If you want to write great headlines, you need to learn to modify the formulas. You'll find at least a couple of examples for each formula. Sometimes they follow the formula exactly, but often I've modified the formula to give you more ideas.
When you understand why each headline works, you'll start to write great headlines intuitively and only use the formulas for inspiration.
A headline formula that worked yesterday will work today, and it will work tomorrow. So, trying to create something no one's done before is an unnecessary risk.
This doesn't mean that you shouldn't be creative. If you want to write great headlines, you need to learn to modify the formulas. You'll find at least a couple of examples for each formula. Sometimes they follow the formula exactly, but often I've modified the formula to give you more ideas.
When you understand why each headline works, you'll start to write great headlines intuitively and only use the formulas for inspiration.
This doesn't mean that you shouldn't be creative. If you want to write great headlines, you need to learn to modify the formulas. You'll find at least a couple of examples for each formula. Sometimes they follow the formula exactly, but often I've modified the formula to give you more ideas.
When you understand why each headline works, you'll start to write great headlines intuitively and only use the formulas for inspiration.
На месте этой книги могла быть "Headline Hacks" Йона Морроу, а то и десяток подобий, — их хватает, я уверен, потому что инфобизнесменов-маркетологов вокруг полно, и все они пишут, пишут, пишут, пишут.
И пока от русского «инфобизнеса» несёт серой и навозом, ибизнес западный порой приносит пользу. Просто помните: такие книги — «делай раз, делай два!» — всегда упрощают, не стоит верить каждому слову продающего, так сказать, текста.
Делаете Ли Вы Эти Распространенные Ошибки в [...], Тревожная/Поразительная Правда о [...] и 7 Отличных Примеров [...] — действительно могут зацепить в первые два секунды. О чем автор умалчивает: уже на третьей секунде могут распознать манипуляцию, плюнуть и отвернуться. Потому что рекламщики так выражаются на своих баннерах год за годом, часто врут, и однажды от завлекательных клише начинает тошнить, как от затянувшегося катания на карусели.
Чем неопытнее и нетребовательнее ваши читатели, тем смелее можно ограничиваться формулами, что и делают разные контентные помоечки рунета. Для них а headline formula that worked yesterday will work today, and it will work tomorrow, всё так. Но даже сам Сэндин говорит, что you need to learn to modify the formulas. Совет: разберитесь, какие эффекты стоят за списком шаблонов, сами формулы давно устарели-надоели, а эффекты (игра на испуге, жадности...) — устареют уже в далеком будущем. Играя с ними, сочиняйте свои шаблоны, Не Будьте Жалкими One Trick Pony.
И пока от русского «инфобизнеса» несёт серой и навозом, ибизнес западный порой приносит пользу. Просто помните: такие книги — «делай раз, делай два!» — всегда упрощают, не стоит верить каждому слову продающего, так сказать, текста.
Делаете Ли Вы Эти Распространенные Ошибки в [...], Тревожная/Поразительная Правда о [...] и 7 Отличных Примеров [...] — действительно могут зацепить в первые два секунды. О чем автор умалчивает: уже на третьей секунде могут распознать манипуляцию, плюнуть и отвернуться. Потому что рекламщики так выражаются на своих баннерах год за годом, часто врут, и однажды от завлекательных клише начинает тошнить, как от затянувшегося катания на карусели.
Чем неопытнее и нетребовательнее ваши читатели, тем смелее можно ограничиваться формулами, что и делают разные контентные помоечки рунета. Для них а headline formula that worked yesterday will work today, and it will work tomorrow, всё так. Но даже сам Сэндин говорит, что you need to learn to modify the formulas. Совет: разберитесь, какие эффекты стоят за списком шаблонов, сами формулы давно устарели-надоели, а эффекты (игра на испуге, жадности...) — устареют уже в далеком будущем. Играя с ними, сочиняйте свои шаблоны, Не Будьте Жалкими One Trick Pony.
Кому читать:
Всем авторам, за свою жизнь придумавшим менее тридцати заголовков.
А. Мильчин, Л. Чельцова, «Справочник издателя и автора»
Самое авторитетное руководство для «русскоязычных» редакторов и верстальщиков.
“
3.3.6. Слова дон, донна, дона, донья в сочетаниях с испанскими, итальянскими, португальскими именами и фамилиями
Эти слова, означающие «господин», «госпожа», пишутся со строчной буквы, раздельно и в косвенных падежах склоняются. Напр.: дон Лопе Мелендео де Альмекдарес, дон Фернандо, донна Мария, донья Клемента, дону Лопе, доном Фернандо, доньей Клементой.
Исключение. Слово дон пишется с прописной буквы в двух именах: Дон Кихот (герой Сервантеса) и Дон Жуан (герой Байрона). Употребленные в нарицательном значении имена героев Сервантеса и Байрона пишутся со строчной буквы и слитно: деревенский донжуан, донкихоты.
Эти слова, означающие «господин», «госпожа», пишутся со строчной буквы, раздельно и в косвенных падежах склоняются. Напр.: дон Лопе Мелендео де Альмекдарес, дон Фернандо, донна Мария, донья Клемента, дону Лопе, доном Фернандо, доньей Клементой.
Исключение. Слово дон пишется с прописной буквы в двух именах: Дон Кихот (герой Сервантеса) и Дон Жуан (герой Байрона). Употребленные в нарицательном значении имена героев Сервантеса и Байрона пишутся со строчной буквы и слитно: деревенский донжуан, донкихоты.
“
3.3.6. Слова дон, донна, дона, донья в сочетаниях с испанскими, итальянскими, португальскими именами и фамилиями
Эти слова, означающие «господин», «госпожа», пишутся со строчной буквы, раздельно и в косвенных падежах склоняются. Напр.: дон Лопе Мелендео де Альмекдарес, дон Фернандо, донна Мария, донья Клемента, дону Лопе, доном Фернандо, доньей Клементой.
Исключение. Слово дон пишется с прописной буквы в двух именах: Дон Кихот (герой Сервантеса) и Дон Жуан (герой Байрона). Употребленные в нарицательном значении имена героев Сервантеса и Байрона пишутся со строчной буквы и слитно: деревенский донжуан, донкихоты.
Эти слова, означающие «господин», «госпожа», пишутся со строчной буквы, раздельно и в косвенных падежах склоняются. Напр.: дон Лопе Мелендео де Альмекдарес, дон Фернандо, донна Мария, донья Клемента, дону Лопе, доном Фернандо, доньей Клементой.
Исключение. Слово дон пишется с прописной буквы в двух именах: Дон Кихот (герой Сервантеса) и Дон Жуан (герой Байрона). Употребленные в нарицательном значении имена героев Сервантеса и Байрона пишутся со строчной буквы и слитно: деревенский донжуан, донкихоты.
Вряд ли Аркадий Эммануилович Мильчин желал именно этого, но с помощью «Справочника» можно коврово бомбить и унижать целые роты глупых граммар-наци. «Глупых» — потому что люди умные давно выяснили, что все русские правила правописания и знакописания выучить невозможно. Эти правила уже, простите за дешевый каламбур, включают исключения, многие-многие-многие исключения, а пока вы будете заучивать, навключают еще. Используйте справочники.
Я вот, например, только что выяснил, что надоевший всем спорт-болельщикам Коннор Макгрегор — и не Макгрегор вовсе, а Мак-Грегор. Хотя рядышком Маккарти и Макдональд. ААААА!
Это всеобъемлющее руководство: написание и верстка книг (да, упор именно на книги), дефисы и кавычки, нумерация, вноски и выноски, подзаголовки и надзаголовки (ох божечки), оформление библиографий и чертей в ступе аккуратное размещение... Читать это подряд, как книгу, могут лишь люди поманиакальнее меня, но «где быстро посмотреть, как правильно» — вы теперь знаете.
Я вот, например, только что выяснил, что надоевший всем спорт-болельщикам Коннор Макгрегор — и не Макгрегор вовсе, а Мак-Грегор. Хотя рядышком Маккарти и Макдональд. ААААА!
Это всеобъемлющее руководство: написание и верстка книг (да, упор именно на книги), дефисы и кавычки, нумерация, вноски и выноски, подзаголовки и надзаголовки (ох божечки), оформление библиографий и чертей в ступе аккуратное размещение... Читать это подряд, как книгу, могут лишь люди поманиакальнее меня, но «где быстро посмотреть, как правильно» — вы теперь знаете.
Читать, если:
Вы работаете в издательской индустрии, или же хотите из простого зануды превратиться в высокопоставленного граммар-наци.
Лидия Чуковская, «В лаборатории редактора»
Развернутое изложение принципов редакторской работы
Автор в данном случае писал, не совершая никакой умственной и душевной работы — чисто механически, точно продавец, который быстро выдает покупателям заранее упакованные в картонные пачки, расфасованные продукты. «Лицо, искаженное страданием, искривилось» — одна пачка. «Радость заполнила все существо девушки» — другая. Дело идет легко, без запинки: покупатель протягивает чек, продавец выдает ему готовый пакет с сахаром или крупой…
Автору надо изобразить волнение: «Плечи ее вздрагивали от сдерживаемых рыданий». Разумеется, сдерживаемых. В таких случаях так пишут всегда. Следующая трафаретная фраза сама тянется за предыдущей. Без запинки. «Операция длилась всего двадцать минут, но для Зины… эти двадцать минут казались вечностью». Ну конечно же, вечностью! До чего же легко дело идет, когда фразы расфасованы заранее.
Автору надо изобразить волнение: «Плечи ее вздрагивали от сдерживаемых рыданий». Разумеется, сдерживаемых. В таких случаях так пишут всегда. Следующая трафаретная фраза сама тянется за предыдущей. Без запинки. «Операция длилась всего двадцать минут, но для Зины… эти двадцать минут казались вечностью». Ну конечно же, вечностью! До чего же легко дело идет, когда фразы расфасованы заранее.
“
Автор в данном случае писал, не совершая никакой умственной и душевной работы — чисто механически, точно продавец, который быстро выдает покупателям заранее упакованные в картонные пачки, расфасованные продукты. «Лицо, искаженное страданием, искривилось» — одна пачка. «Радость заполнила все существо девушки» — другая. Дело идет легко, без запинки: покупатель протягивает чек, продавец выдает ему готовый пакет с сахаром или крупой…
Автору надо изобразить волнение: «Плечи ее вздрагивали от сдерживаемых рыданий». Разумеется, сдерживаемых. В таких случаях так пишут всегда. Следующая трафаретная фраза сама тянется за предыдущей. Без запинки. «Операция длилась всего двадцать минут, но для Зины… эти двадцать минут казались вечностью». Ну конечно же, вечностью! До чего же легко дело идет, когда фразы расфасованы заранее.
Автору надо изобразить волнение: «Плечи ее вздрагивали от сдерживаемых рыданий». Разумеется, сдерживаемых. В таких случаях так пишут всегда. Следующая трафаретная фраза сама тянется за предыдущей. Без запинки. «Операция длилась всего двадцать минут, но для Зины… эти двадцать минут казались вечностью». Ну конечно же, вечностью! До чего же легко дело идет, когда фразы расфасованы заранее.
Читая, я почему-то думал, что это развитие идеи «Слова живого и мертвого», но оказалось, что Чуковская выпустила свою работу на 12 лет раньше. Здесь больше развернутых примеров-разборов, сама книга тоже больше, а патетики в ней чуть меньше. Особенно прекрасны первые четыре главы, прочесть их я советую всем, кто работает с текстами, и уж тем более всем, кто надеется когда-то от автора дорасти до редактора.
Есть понятный уклон в тему редактирования художественных книг, но сами принципы — «много работать», «избегать догм», «задействовать чувства» — важны для любого, кто пишет. Тщательно растолкованное «откуда берутся речевые штампы» и «почему нельзя следовать правилам механически» — хорошая прививка от вредоносных современных проповедей о «универсальных правилах хорошего слога». Нет никаких универсальных правил, ха-ха, ничего не изменилось с 1960 года.
Финальная часть — процентов 40 книги — посвящена работе знаменитой детсколитературной редакции под управлением Маршака, и здесь биографических сведений гораздо больше, чем непосредственно «полезных советов».
Есть понятный уклон в тему редактирования художественных книг, но сами принципы — «много работать», «избегать догм», «задействовать чувства» — важны для любого, кто пишет. Тщательно растолкованное «откуда берутся речевые штампы» и «почему нельзя следовать правилам механически» — хорошая прививка от вредоносных современных проповедей о «универсальных правилах хорошего слога». Нет никаких универсальных правил, ха-ха, ничего не изменилось с 1960 года.
Финальная часть — процентов 40 книги — посвящена работе знаменитой детсколитературной редакции под управлением Маршака, и здесь биографических сведений гораздо больше, чем непосредственно «полезных советов».
Кому читать:
Всем редакторам;
авторам, которым не хватает ориентиров в работе над стилем.
авторам, которым не хватает ориентиров в работе над стилем.
Рэй Брэдбери, «Дзен в искусстве сочинять»
Советы и признания (в основном признания) великого фантаста.
“
Все, что я делал, я делал с воодушевлением, потому что хотел это сделать, потому что мне это нравилось. В разное время величайшими из всех людей для меня были Лон Чейни, или Орсон Уэллс в «Гражданине Кейне», или Лоуренс Оливье в «Ричарде III». Люди менялись, но одно оставалось неизменным: пыл, упоение, восторг. Я хотел сделать — и поэтому делал. Когда я хотел есть, я ел. Помню, как я, совершенно ошеломленный, спустился со сцены, держа в руках живого кролика, которого мне вручил фокусник Блэкстоун на величайшем из всех представлений! Помню, как я, совершенно ошеломленный, бродил по сделанным из папье-маше улицам на Чикагской выставке «Век прогресса» в 1933-м; по залам дворцов венецианских дожей в Италии в 1954-м. Эти события были абсолютно разными, но моя способность впитывать их в себя оставалась все той же.
“
Все, что я делал, я делал с воодушевлением, потому что хотел это сделать, потому что мне это нравилось. В разное время величайшими из всех людей для меня были Лон Чейни, или Орсон Уэллс в «Гражданине Кейне», или Лоуренс Оливье в «Ричарде III». Люди менялись, но одно оставалось неизменным: пыл, упоение, восторг. Я хотел сделать — и поэтому делал. Когда я хотел есть, я ел. Помню, как я, совершенно ошеломленный, спустился со сцены, держа в руках живого кролика, которого мне вручил фокусник Блэкстоун на величайшем из всех представлений! Помню, как я, совершенно ошеломленный, бродил по сделанным из папье-маше улицам на Чикагской выставке «Век прогресса» в 1933-м; по залам дворцов венецианских дожей в Италии в 1954-м. Эти события были абсолютно разными, но моя способность впитывать их в себя оставалась все той же.
Думаю, вы с удовольствием прочтете этот миниатюрный сборник эссе, очень яркий, очень личный, из тех времен, когда фантастика была — по нынешним меркам —наивной или очаровательно наивной. А жизнь была неспешной: кто сейчас готов как Брэдбери «делать все неправильно» десять лет (и писать при этом по тысяче слов в день), чтобы из опыта этой неправильности потом вылупилось понимание «как надо»? Нет, все хотят написать бестселлер за месяц и с первой попытки (спойлер: не получится).
Таких насквозь искренних книг не хватает: советы, оторванные от прожитого, становятся «абстракцией», синтетикой. А тут — мальчик, который разорвал коллекцию комиксов с Баком Роджерсом из -за насмешек друзей, погрустил, потом послал к черту этих ненастоящих друзей и снова стал собирать комиксы с Баком Роджерсом. И динозаврами увлекаться. И идеей космических полетов. И...
Чтобы писать, надо запасать — впечатления: пугаться, радоваться, переживать. Составлять списки. Надо задаваться разными вопросами и чего-то по-настоящему хотеть. Надо жить полной жизнью. «Так я и жил, пьяный за рулем велосипеда» © Р.Б.
Таких насквозь искренних книг не хватает: советы, оторванные от прожитого, становятся «абстракцией», синтетикой. А тут — мальчик, который разорвал коллекцию комиксов с Баком Роджерсом из -за насмешек друзей, погрустил, потом послал к черту этих ненастоящих друзей и снова стал собирать комиксы с Баком Роджерсом. И динозаврами увлекаться. И идеей космических полетов. И...
Чтобы писать, надо запасать — впечатления: пугаться, радоваться, переживать. Составлять списки. Надо задаваться разными вопросами и чего-то по-настоящему хотеть. Надо жить полной жизнью. «Так я и жил, пьяный за рулем велосипеда» © Р.Б.
Читать, если:
Вы хотите писать ярко;
любите Брэдбери; желаете понять, какое детство нужно будущему фантасту.
любите Брэдбери; желаете понять, какое детство нужно будущему фантасту.
Владимир Пропп, «Морфология "волшебной" сказки»
Ранний (1928) и очень важный опыт деконструкции фольклора.
“
Здесь прежде всего возникает вопрос, что подразумевать под сказкой. Морфологически волшебной сказкой может быть названо всякое развитие от вредительства (А) или недостачи (a) через промежуточные функции к свадьбе (С*) или другим функциям, использованным в качестве развязки. Конечными функциями иногда являются награждение (Z), добыча или вообще ликвидация беды (Л), спасение от погони (Cп) и т. д. Такое развитие названо нами ходом. Каждое новое нанесение вреда или ущерба, каждая новая недостача создает новый ход. Одна сказка может иметь несколько ходов, и при анализе текста прежде всего следует определить, из скольких он состоит ходов.
“
Здесь прежде всего возникает вопрос, что подразумевать под сказкой. Морфологически волшебной сказкой может быть названо всякое развитие от вредительства (А) или недостачи (a) через промежуточные функции к свадьбе (С*) или другим функциям, использованным в качестве развязки. Конечными функциями иногда являются награждение (Z), добыча или вообще ликвидация беды (Л), спасение от погони (Cп) и т. д. Такое развитие названо нами ходом. Каждое новое нанесение вреда или ущерба, каждая новая недостача создает новый ход. Одна сказка может иметь несколько ходов, и при анализе текста прежде всего следует определить, из скольких он состоит ходов.
Одна из мыслей, которая помогает мне обучать авторов — «всё можно разложить на элементы», и текст можно, и рабочий процесс. Если в детстве вы справлялись с обязанностью развинчивать всё, до чего дотягиваешься, то учиться текстописанию вам будет проще. Маленький Владимир Пропп, я уверен, развинчивал за троих.
Как вообще такое может в голову прийти? Выделять среди всех сказок определенный тип сказок. Делить сюжеты на действия, строить огромные таблицы, формулы, формулы, Бивис, он из Иван-дураков и Кощеев строил сложные формулы! И в итоге выяснить, что в этих сказках насчитывается 31 сюжетный ингредиент (перечисление) с определенными правилами взаимодействия. Сказка — это рецепт.
С книги Проппа начался сравнительно-типологический метод в фольклористике, да и на позже появившуюся структурную лингвистику вивисекция сказки повлияла. Более важно для нас вот что: если ребенок капризничает и требует новых сказок каждый день, кирпичики Проппа — ваше спасение.
Как вообще такое может в голову прийти? Выделять среди всех сказок определенный тип сказок. Делить сюжеты на действия, строить огромные таблицы, формулы, формулы, Бивис, он из Иван-дураков и Кощеев строил сложные формулы! И в итоге выяснить, что в этих сказках насчитывается 31 сюжетный ингредиент (перечисление) с определенными правилами взаимодействия. Сказка — это рецепт.
С книги Проппа начался сравнительно-типологический метод в фольклористике, да и на позже появившуюся структурную лингвистику вивисекция сказки повлияла. Более важно для нас вот что: если ребенок капризничает и требует новых сказок каждый день, кирпичики Проппа — ваше спасение.
Читать, если:
Вам, как и мне, интересен аналитический подход к письменным произведениям.
Дж. Лакофф, М. Джонсон, «Метафоры, которыми мы живем»
Научный бестселлер-для-узкого-круга о роли метафоры в мышлении.
Суть здесь в том, что не только наше представление о споре, но и способ его ведения коренятся в нашем знании и опыте физического столкновения. Даже если вы никогда в жизни не принимали участия в кулачной драке, не говоря уже о войне, но спорили уже с того момента как начали говорить, вы все-таки воспринимаете аргументы и строите их в соответствии с метафорой «Спор — это война», потому что она встроена в концептуальную систему культуры, в которой вы живете.
Мало того, что все «рациональные аргументы», которые считаются достойными идеала Рационального Спора, осмысляются в терминах Войны, почти все из них к тому же содержат в скрытой форме «иррациональные» и «нечистоплотные» приемы, над которыми рациональный спор в его идеальной форме предположительно возвысился.
Мало того, что все «рациональные аргументы», которые считаются достойными идеала Рационального Спора, осмысляются в терминах Войны, почти все из них к тому же содержат в скрытой форме «иррациональные» и «нечистоплотные» приемы, над которыми рациональный спор в его идеальной форме предположительно возвысился.
Суть здесь в том, что не только наше представление о споре, но и способ его ведения коренятся в нашем знании и опыте физического столкновения. Даже если вы никогда в жизни не принимали участия в кулачной драке, не говоря уже о войне, но спорили уже с того момента как начали говорить, вы все-таки воспринимаете аргументы и строите их в соответствии с метафорой «Спор — это война», потому что она встроена в концептуальную систему культуры, в которой вы живете.
Мало того, что все «рациональные аргументы», которые считаются достойными идеала Рационального Спора, осмысляются в терминах Войны, почти все из них к тому же содержат в скрытой форме «иррациональные» и «нечистоплотные» приемы, над которыми рациональный спор в его идеальной форме предположительно возвысился.
Мало того, что все «рациональные аргументы», которые считаются достойными идеала Рационального Спора, осмысляются в терминах Войны, почти все из них к тому же содержат в скрытой форме «иррациональные» и «нечистоплотные» приемы, над которыми рациональный спор в его идеальной форме предположительно возвысился.
Эту книгу читать сложно, примерно как Маклюэна или «Геделя, Эшера, Баха»: чуть потеряешь концентрацию — и всё, упустил мысль, начинай страницу заново. Не потому, что написано плохо (написано хорошо), очень уж глубоко и внимательно автор смотрит.
Похоже на атомный микроскоп, под который положили ваш способ воспринимать, думать, принимать решения. Смотришь, киваешь и невольно вздрагиваешь. «Ой, он и меня посчитал!». Метафора по Лакоффу — это не языковой прием, а ключевая часть человеческого мышления (по этому поводу автор даже участвовал в лингвистических войнах против Ноама Хомского). Объясняет менее понятное в терминах более понятного — вот что делает метафора, и такими объяснениями мы занимаемся каждый день.
При этом существует сколько-то ключевых, самых влиятельных метафорических концептов — таких концептов как «Хорошее соответствует верху, а плохое — низу», «Ресурс», «Вместилище» (container). Вы никогда не задумывались, что метафоры «время — это ресурс» или «человеческий ресурс» ведут к порче жизни (ведь ресурсы — оптимизируют и тратят, а не ценят)? Или что человек неосознанно воспринимает как вместилища-контейнеры почти всё: разговоры, поле зрения, временные отрезки и самого себя, имеющего четкую границу тела, которая «отделяет» его от мира?
Метафоры — тоже наши границы, они, как-то организовавшись в сложные согласованные системы, управляют развитием человечества — эстетикой, политическими и экономическими идеологиями, межличностными отношениями. Это просто наш способ быть, — считают Лакофф и Джонсон, — но мы его не видим.
P.S. Не читайте предисловие русского издания, оно того не заслуживает.
Похоже на атомный микроскоп, под который положили ваш способ воспринимать, думать, принимать решения. Смотришь, киваешь и невольно вздрагиваешь. «Ой, он и меня посчитал!». Метафора по Лакоффу — это не языковой прием, а ключевая часть человеческого мышления (по этому поводу автор даже участвовал в лингвистических войнах против Ноама Хомского). Объясняет менее понятное в терминах более понятного — вот что делает метафора, и такими объяснениями мы занимаемся каждый день.
При этом существует сколько-то ключевых, самых влиятельных метафорических концептов — таких концептов как «Хорошее соответствует верху, а плохое — низу», «Ресурс», «Вместилище» (container). Вы никогда не задумывались, что метафоры «время — это ресурс» или «человеческий ресурс» ведут к порче жизни (ведь ресурсы — оптимизируют и тратят, а не ценят)? Или что человек неосознанно воспринимает как вместилища-контейнеры почти всё: разговоры, поле зрения, временные отрезки и самого себя, имеющего четкую границу тела, которая «отделяет» его от мира?
Метафоры — тоже наши границы, они, как-то организовавшись в сложные согласованные системы, управляют развитием человечества — эстетикой, политическими и экономическими идеологиями, межличностными отношениями. Это просто наш способ быть, — считают Лакофф и Джонсон, — но мы его не видим.
P.S. Не читайте предисловие русского издания, оно того не заслуживает.
Читать, если:
Вы считаете себя крутым редактором, но хотите стать еще круче;
часто пользуетесь метафорами;
так интересуетесь устройством людей, что готовы даже к сложному чтению.
часто пользуетесь метафорами;
так интересуетесь устройством людей, что готовы даже к сложному чтению.
Стивен Кинг, «Как писать книги. Мемуары о ремесле»
Главный ужасописатель планеты делится опытом жизни.
“
Совершенно нет необходимости быть ретроградом и консерватором, как нет и обязанности писать экспериментальную нелинейную прозу только потому, что «Голос деревни» или «Нью-Йорк ревью оф букс» заявляют, что роман как жанр мертв. Вам доступны и традиция, и модерн. Да, блин, пишите хоть вверх ногами, если хочется, или рисуйте пиктограммы. Но как ни делай, а приходит момент, когда надо оценить, что же ты написал и насколько хорошо. Я не верю, что рассказ или роман можно выпустить за пределы своего кабинета, если ты не уверен, что он в разумной степени дружествен к читателю. На всех читателей всегда не угодишь, даже на часть читателей всегда не угодишь, но можно угодить на часть читателей иногда.
“
Совершенно нет необходимости быть ретроградом и консерватором, как нет и обязанности писать экспериментальную нелинейную прозу только потому, что «Голос деревни» или «Нью-Йорк ревью оф букс» заявляют, что роман как жанр мертв. Вам доступны и традиция, и модерн. Да, блин, пишите хоть вверх ногами, если хочется, или рисуйте пиктограммы. Но как ни делай, а приходит момент, когда надо оценить, что же ты написал и насколько хорошо. Я не верю, что рассказ или роман можно выпустить за пределы своего кабинета, если ты не уверен, что он в разумной степени дружествен к читателю. На всех читателей всегда не угодишь, даже на часть читателей всегда не угодишь, но можно угодить на часть читателей иногда.
Чем-то короткая книга Кинга похожа на короткую книгу Брэдбери: много рассказано о собственной жизни, и без этого книга бы стала беднее, неубедительнее; я даже задумался, а что бы начал писать Брэдбери, случись с ним менее счастливое детство, алкоголизм и наркомания. Постскриптум (рассказ о том, как автора сбил грузовик) прекрасен отдельно, но в прекрасности русского перевода книги я не очень уверен.
Кинг — ремесленник, трезвых советов о правилах и языке он дает больше, чем Брэдбери: наречия и атрибутивные глаголы — плохо, запираться ото всех, когда пишешь — хорошо, диалоги Лавкрафта смехотворно слабы, а отличное описание обычно состоит из нескольких точно выбранных деталей, грамматику надо учить. И «начинать с вопросов и идейных соображений — рецепт создания плохой литературы. Хорошая литература всегда начинается с темы и развивается к идее, почти никогда не бывает наоборот».
Я не поклонник Кинга — почти ничего не читал у него — но интересно рассказывать он умеет, и объяснять он умеет, глупо отрицать.
Кинг — ремесленник, трезвых советов о правилах и языке он дает больше, чем Брэдбери: наречия и атрибутивные глаголы — плохо, запираться ото всех, когда пишешь — хорошо, диалоги Лавкрафта смехотворно слабы, а отличное описание обычно состоит из нескольких точно выбранных деталей, грамматику надо учить. И «начинать с вопросов и идейных соображений — рецепт создания плохой литературы. Хорошая литература всегда начинается с темы и развивается к идее, почти никогда не бывает наоборот».
Я не поклонник Кинга — почти ничего не читал у него — но интересно рассказывать он умеет, и объяснять он умеет, глупо отрицать.
Читать, если:
Вы пишете прозу или хотите немного улучшить свой стиль.
Мередит Маран, «Зачем мы пишем»
Двадцать писателей рассказывают о том, каково это — быть писателем.
“
Все эти волнения — пока я читала черновик своего романа — превращались в настоящую паническую атаку. Все пошло наперекосяк, и я действительно обезумела. Я маниакально ходила по Ист-Виллидж с самым ужасным бредовым состоянием из всех, что когда-либо меня накрывали. Это было мучительно. Звонила каким-то людям, почему-то просила у них прощения за свои обещания стать писательницей. Земля уходила из-под ног, будто вся моя жизнь разом потеряла смысл. Настоящий экзистенциальный кризис.
Я не ела четыре дня. Напоминала мрачный призрак, крадущийся в плаще по улицам Ист-Виллиджа. В то время я только начала жить вместе с мужчиной, который потом стал моим мужем. Он возвращался домой с репетиций, а я тут же набрасывалась на него, требуя, чтобы меня привели в чувство. Представляю, о чем он, бедный, думал: «Господи, во что же я влип? Девочка явно не в себе.
Я не ела четыре дня. Напоминала мрачный призрак, крадущийся в плаще по улицам Ист-Виллиджа. В то время я только начала жить вместе с мужчиной, который потом стал моим мужем. Он возвращался домой с репетиций, а я тут же набрасывалась на него, требуя, чтобы меня привели в чувство. Представляю, о чем он, бедный, думал: «Господи, во что же я влип? Девочка явно не в себе.
“
Все эти волнения — пока я читала черновик своего романа — превращались в настоящую паническую атаку. Все пошло наперекосяк, и я действительно обезумела. Я маниакально ходила по Ист-Виллидж с самым ужасным бредовым состоянием из всех, что когда-либо меня накрывали. Это было мучительно. Звонила каким-то людям, почему-то просила у них прощения за свои обещания стать писательницей. Земля уходила из-под ног, будто вся моя жизнь разом потеряла смысл. Настоящий экзистенциальный кризис.
Я не ела четыре дня. Напоминала мрачный призрак, крадущийся в плаще по улицам Ист-Виллиджа. В то время я только начала жить вместе с мужчиной, который потом стал моим мужем. Он возвращался домой с репетиций, а я тут же набрасывалась на него, требуя, чтобы меня привели в чувство. Представляю, о чем он, бедный, думал: «Господи, во что же я влип? Девочка явно не в себе.
Я не ела четыре дня. Напоминала мрачный призрак, крадущийся в плаще по улицам Ист-Виллиджа. В то время я только начала жить вместе с мужчиной, который потом стал моим мужем. Он возвращался домой с репетиций, а я тут же набрасывалась на него, требуя, чтобы меня привели в чувство. Представляю, о чем он, бедный, думал: «Господи, во что же я влип? Девочка явно не в себе.
Много ответов на вопрос «зачем», мало — на вопрос «как». Каждый писатель снабжен анкетными данными — что написал, сколько издал, где учился, какая семья, какие награды, какой адрес в фейсбуке, а какой в твиттере... совершенно, на мой взгляд, ненужными. Снабжен и «представлением от автора», восторженным и скучным.
А дальше — интересная часть, 6-7 страниц «прямой речи» на каждую писательскую голову. Рассказывают, бедняги, как счастливо им живется, и на что это вообще похоже — книги писать. Помимо ценной информации, что писатели бывают очень разные, можно подчерпнуть толику рабочих хитростей и горстку ярких/смешных эпизодов — все ж писатели собрались, знают, как развлечь (кроме нескольких скучноватых «социально-идейных» авторов).
«Я в это время жил в Лондоне по соседству с Джуди Денч, она сказала мне: "Когда выйдет твоя первая книга, возьми экземпляр и брось на пол. И послушай, какой звук она издает". Я сделал так, и ощущение было потрясающим».
А дальше — интересная часть, 6-7 страниц «прямой речи» на каждую писательскую голову. Рассказывают, бедняги, как счастливо им живется, и на что это вообще похоже — книги писать. Помимо ценной информации, что писатели бывают очень разные, можно подчерпнуть толику рабочих хитростей и горстку ярких/смешных эпизодов — все ж писатели собрались, знают, как развлечь (кроме нескольких скучноватых «социально-идейных» авторов).
«Я в это время жил в Лондоне по соседству с Джуди Денч, она сказала мне: "Когда выйдет твоя первая книга, возьми экземпляр и брось на пол. И послушай, какой звук она издает". Я сделал так, и ощущение было потрясающим».
Читать, если:
Хочется примерить на себя писательскую участь.
Тал Бен-Шахар, «Парадокс перфекциониста»
Как избавиться от постоянного недовольства собой? Расширенная инструкция.
Эти истории об исключительных людях, но канва их применима к миллионам остальных, добившихся маленьких или больших побед, терпя поражение за поражением на пути к успеху. Неудача — основа достижения успеха, хотя ее одной, конечно, недостаточно.
Иными словами, неудача не гарантирует успеха, но отсутствие неудачи практически всегда гарантирует отсутствие успеха. Те, кто понимает, что неудача неразрывно связана с успехом, учатся, развиваются и в итоге преуспевают. Учитесь проигрывать!
Иными словами, неудача не гарантирует успеха, но отсутствие неудачи практически всегда гарантирует отсутствие успеха. Те, кто понимает, что неудача неразрывно связана с успехом, учатся, развиваются и в итоге преуспевают. Учитесь проигрывать!
“
Эти истории об исключительных людях, но канва их применима к миллионам остальных, добившихся маленьких или больших побед, терпя поражение за поражением на пути к успеху. Неудача — основа достижения успеха, хотя ее одной, конечно, недостаточно.
Иными словами, неудача не гарантирует успеха, но отсутствие неудачи практически всегда гарантирует отсутствие успеха. Те, кто понимает, что неудача неразрывно связана с успехом, учатся, развиваются и в итоге преуспевают. Учитесь проигрывать!
Иными словами, неудача не гарантирует успеха, но отсутствие неудачи практически всегда гарантирует отсутствие успеха. Те, кто понимает, что неудача неразрывно связана с успехом, учатся, развиваются и в итоге преуспевают. Учитесь проигрывать!
Перфекционизм — уродливая штука. И это не Бен-Шахара формулировка, а моя. Перфекционизм делает людей несчастными, мешает жить, эмоционально кастрирует. Он мешает писать каждому третьему из тех, кто приходит ко мне учиться писать, так что этой книге тут самое место.
Культура «сплошного позитива», мифы о великих людях, великих в большом и малом, белозубые образцы идеальных людей из фотобанка, требования идеально и безошибочно себя вести. В жопу это всё, товарищи. Чтобы жизнь была интересной, радостной и позволяла хоть чего-то достичь, мы должны пробовать, ошибаться и вылезти уже наконец из детского понимания «хорошо», «плохо» и «человек должен». В учебе, работе, самооценке, в личной жизни. Кто не согласен — может отправляться обратно в 80-е и достраивать недостроенный тогда коммунизм.
Автор подробно (зачастую на своем примере) рассматривает, где и как перфекционизм портит нашу жизнь. И что с ним делать. Тут есть объяснения, призывы, упражнения и десятки историй, от которых по мозгу пробегает неприятный холодок узнавания. Мне кажется, чтобы цепляться за перфекционизм после прочтения «Парадокса», нужно быть даже не круглым, а сферическим дураком.
Культура «сплошного позитива», мифы о великих людях, великих в большом и малом, белозубые образцы идеальных людей из фотобанка, требования идеально и безошибочно себя вести. В жопу это всё, товарищи. Чтобы жизнь была интересной, радостной и позволяла хоть чего-то достичь, мы должны пробовать, ошибаться и вылезти уже наконец из детского понимания «хорошо», «плохо» и «человек должен». В учебе, работе, самооценке, в личной жизни. Кто не согласен — может отправляться обратно в 80-е и достраивать недостроенный тогда коммунизм.
Автор подробно (зачастую на своем примере) рассматривает, где и как перфекционизм портит нашу жизнь. И что с ним делать. Тут есть объяснения, призывы, упражнения и десятки историй, от которых по мозгу пробегает неприятный холодок узнавания. Мне кажется, чтобы цепляться за перфекционизм после прочтения «Парадокса», нужно быть даже не круглым, а сферическим дураком.
Кому читать:
Перфекционистам и прокрастинаторам.
Роберт Макки, «История»
Обстоятельный разговор об основах сценарного дела.
Когда актеры хотят сделать друг другу комплимент, они нередко говорят: «Мне нравится твой выбор». Они знают, что если их коллега добился в чем-то успеха, это произошло потому, что во время репетиций он испробовал двадцать разных вариантов, а затем выбрал один, самый лучший. То же самое можно сказать о сценаристах. Творчество – это умение сделать творческий выбор между необходимым и излишним.
Представьте, что вы пишете романтическую комедию, действие которой разворачивается в фешенебельном районе Манхэттена. Ваши мысли мечутся от одного персонажа к другому в поисках идеального момента для их встречи и знакомства. Затем вас озаряет: «Бар для одиноких! Это то, что надо! Они встречаются в баре "У Кларка"!» А почему бы нет? Учитывая, что ваше воображение нарисовало образы состоятельных жителей Нью-Йорка, такое место встречи вполне возможно. Так почему же нет? Потому что это жуткий штамп.
Представьте, что вы пишете романтическую комедию, действие которой разворачивается в фешенебельном районе Манхэттена. Ваши мысли мечутся от одного персонажа к другому в поисках идеального момента для их встречи и знакомства. Затем вас озаряет: «Бар для одиноких! Это то, что надо! Они встречаются в баре "У Кларка"!» А почему бы нет? Учитывая, что ваше воображение нарисовало образы состоятельных жителей Нью-Йорка, такое место встречи вполне возможно. Так почему же нет? Потому что это жуткий штамп.
“
Когда актеры хотят сделать друг другу комплимент, они нередко говорят: «Мне нравится твой выбор». Они знают, что если их коллега добился в чем-то успеха, это произошло потому, что во время репетиций он испробовал двадцать разных вариантов, а затем выбрал один, самый лучший. То же самое можно сказать о сценаристах. Творчество – это умение сделать творческий выбор между необходимым и излишним.
Представьте, что вы пишете романтическую комедию, действие которой разворачивается в фешенебельном районе Манхэттена. Ваши мысли мечутся от одного персонажа к другому в поисках идеального момента для их встречи и знакомства. Затем вас озаряет: «Бар для одиноких! Это то, что надо! Они встречаются в баре "У Кларка"!» А почему бы нет? Учитывая, что ваше воображение нарисовало образы состоятельных жителей Нью-Йорка, такое место встречи вполне возможно. Так почему же нет? Потому что это жуткий штамп.
Представьте, что вы пишете романтическую комедию, действие которой разворачивается в фешенебельном районе Манхэттена. Ваши мысли мечутся от одного персонажа к другому в поисках идеального момента для их встречи и знакомства. Затем вас озаряет: «Бар для одиноких! Это то, что надо! Они встречаются в баре "У Кларка"!» А почему бы нет? Учитывая, что ваше воображение нарисовало образы состоятельных жителей Нью-Йорка, такое место встречи вполне возможно. Так почему же нет? Потому что это жуткий штамп.
Я пишу эти абзацы, посмотрев S03.E04 сериала Sherlock. И я этой серией очень недоволен: сценаристы её, прославленные Моффат и Гэтисс, лютейше накосорезили. Видимо, слава толкает забывать элементарные правила, например, «побольше о зрителе думай, а не о самовыражении, морда криэйторская».
Макки как раз о правилах и рассказывает, подробно, уверенно, с множественными примерами. Незвездные сценаристы ведь — несчастные люди, ото всех зависят, шаг влево, шаг вправо — и вся работа мимо кассы, постоянно надо учитывать контексты. И о контексте вы от Макки многое узнаете. Книга делится на четыре дольки: «Автор и искусство истории», «Элементы истории», «Структурные принципы истории» и «Работа сценариста».
По сценариям самого Макки так и не сняли ни одного фильма, хотя продать он их — успешно продавал. Так бывает. И всё же это очень авторитетная фигура, за 30 лет через его семинары прошли какие-то бешеные тысячи людей, рассказчик он хороший, и вам не придется мучиться с этой книгой, как я мучился с «Анатомией истории» не менее знаменитого Джона Труби.
Макки как раз о правилах и рассказывает, подробно, уверенно, с множественными примерами. Незвездные сценаристы ведь — несчастные люди, ото всех зависят, шаг влево, шаг вправо — и вся работа мимо кассы, постоянно надо учитывать контексты. И о контексте вы от Макки многое узнаете. Книга делится на четыре дольки: «Автор и искусство истории», «Элементы истории», «Структурные принципы истории» и «Работа сценариста».
По сценариям самого Макки так и не сняли ни одного фильма, хотя продать он их — успешно продавал. Так бывает. И всё же это очень авторитетная фигура, за 30 лет через его семинары прошли какие-то бешеные тысячи людей, рассказчик он хороший, и вам не придется мучиться с этой книгой, как я мучился с «Анатомией истории» не менее знаменитого Джона Труби.
Кому читать:
Исследователям историй;
будущим сценаристам;
авторам, мечтающим «писать поживее»
будущим сценаристам;
авторам, мечтающим «писать поживее»
Максим Кронгауз, «Русский язык на грани нервного срыва»
Лингвист — о том, что происходит с русским языком в наше время (книга издана в 2008-м).
У одного моего знакомого электрика было два слова-паразита, которыми он владел практически виртуозно. В разговоре с мужчинами он использовал одно-единственное матерное слово, но если к беседе подключалась женщина, он тут же заменял его на на фиг, то есть, как сказали бы лингвисты, владел двумя регистрами речи, которые строго распределял по гендерному принципу.
Сколько я себя помню, стилисты и языковые пуристы всегда боролись с так называемыми словами-паразитами, со всеми этими так сказать, значит (с просторечным вариантом значить), естественно, вот и прочими, которые, как принято считать, ни для чего не нужны и только засоряют нашу речь. На самом деле, не все так просто, в языке ведь вообще нет ничего лишнего.
Сколько я себя помню, стилисты и языковые пуристы всегда боролись с так называемыми словами-паразитами, со всеми этими так сказать, значит (с просторечным вариантом значить), естественно, вот и прочими, которые, как принято считать, ни для чего не нужны и только засоряют нашу речь. На самом деле, не все так просто, в языке ведь вообще нет ничего лишнего.
“
У одного моего знакомого электрика было два слова-паразита, которыми он владел практически виртуозно. В разговоре с мужчинами он использовал одно-единственное матерное слово, но если к беседе подключалась женщина, он тут же заменял его на на фиг, то есть, как сказали бы лингвисты, владел двумя регистрами речи, которые строго распределял по гендерному принципу.
Сколько я себя помню, стилисты и языковые пуристы всегда боролись с так называемыми словами-паразитами, со всеми этими так сказать, значит (с просторечным вариантом значить), естественно, вот и прочими, которые, как принято считать, ни для чего не нужны и только засоряют нашу речь. На самом деле, не все так просто, в языке ведь вообще нет ничего лишнего.
Сколько я себя помню, стилисты и языковые пуристы всегда боролись с так называемыми словами-паразитами, со всеми этими так сказать, значит (с просторечным вариантом значить), естественно, вот и прочими, которые, как принято считать, ни для чего не нужны и только засоряют нашу речь. На самом деле, не все так просто, в языке ведь вообще нет ничего лишнего.
Это набор коротких заметок, написанный из «обывательской» позиции: человек Максим Кронгауз здесь говорит громче, чем профессор и бывший директор Института лингвистики М.А. Кронгауз. О чем говорит? О том, что ему в языке не нравится или, напротив, нравится. Об изменениях, к которым волей-неволей приходится привыкать, и о разных лингвистических заблуждениях.
Жизнь и приключения заимствованных слов. Пиар и менеджер, актуальный и элитный. Брань. Сленг и другие жаргоны. Вклад бандитской и «гламурной» субкультур. Слова-паразиты. Мода на числа, мода на искажения и мода на раздувание щек. Слова-уродцы. Речевой этикет. Наши коммуникативные стратегии. Ну и так далее.
В книге есть ключевые, повторяющиеся мысли, но нет системного изложения, что скорее хорошо: возьмись системно описывать столько предметов — и опомнишься томе на пятом. А тут — тексты из разных изданий объединились в легкое и недлинное чтение для всех желающих.
Жизнь и приключения заимствованных слов. Пиар и менеджер, актуальный и элитный. Брань. Сленг и другие жаргоны. Вклад бандитской и «гламурной» субкультур. Слова-паразиты. Мода на числа, мода на искажения и мода на раздувание щек. Слова-уродцы. Речевой этикет. Наши коммуникативные стратегии. Ну и так далее.
В книге есть ключевые, повторяющиеся мысли, но нет системного изложения, что скорее хорошо: возьмись системно описывать столько предметов — и опомнишься томе на пятом. А тут — тексты из разных изданий объединились в легкое и недлинное чтение для всех желающих.
Читать, если:
Вам интересно, как устроен и как развивается язык.
У. Странк, Э. Уайт, «Элементы стиля»
Самое влиятельное стилевое руководство за всю историю существования стилевых руководств.
As a rule, begin each paragraph with a topic sentence; end it in conformity with the beginning.
Again, the object is to aid the reader. The practice here recommended enables him to discover the purpose of each paragraph as he begins to read it, and to retain the purpose in mind as he ends it. For this reason, the most generally useful kind of paragraph, particularly in exposition and argument, is that in which
A. the topic sentence comes at or near the beginning;
B. the succeeding sentences explain or establish or develop the statement made in the topic sentence;
C. the final sentence either emphasizes the thought of the topic sentence or states some important consequence.
Again, the object is to aid the reader. The practice here recommended enables him to discover the purpose of each paragraph as he begins to read it, and to retain the purpose in mind as he ends it. For this reason, the most generally useful kind of paragraph, particularly in exposition and argument, is that in which
A. the topic sentence comes at or near the beginning;
B. the succeeding sentences explain or establish or develop the statement made in the topic sentence;
C. the final sentence either emphasizes the thought of the topic sentence or states some important consequence.
As a rule, begin each paragraph with a topic sentence; end it in conformity with the beginning.
Again, the object is to aid the reader. The practice here recommended enables him to discover the purpose of each paragraph as he begins to read it, and to retain the purpose in mind as he ends it. For this reason, the most generally useful kind of paragraph, particularly in exposition and argument, is that in which
A. the topic sentence comes at or near the beginning;
B. the succeeding sentences explain or establish or develop the statement made in the topic sentence;
C. the final sentence either emphasizes the thought of the topic sentence or states some important consequence.
Again, the object is to aid the reader. The practice here recommended enables him to discover the purpose of each paragraph as he begins to read it, and to retain the purpose in mind as he ends it. For this reason, the most generally useful kind of paragraph, particularly in exposition and argument, is that in which
A. the topic sentence comes at or near the beginning;
B. the succeeding sentences explain or establish or develop the statement made in the topic sentence;
C. the final sentence either emphasizes the thought of the topic sentence or states some important consequence.
В 2018-м этой маленькой книжечке исполнится сто лет, и она прекрасно себя чувствует, хоть порой и раздаются бурчания «устарело», «не учитывает изменений в языке», «прескриптивисты закоснелые!». И сам Стивен Кинг громко говорит: there is little or no detectable bullshit in that book.
Разумеется, не 100% предписаний для английского стоит механически переносить в язык Dostoevsky и Solzhenitsyn, в котором своя особая dusha. Как насчет 90%?
«Убирай ненужные слова», «ставь рядом слова, объединяемые одной мыслью», «предпочитай действительный залог» — это всё стилю любого языка на пользу. Разве что можно пропустить часть, посвященную отдельным английским словам, хотя она любопытна (оказывается, раньше писалось to-day и to-morrow, но any one и every one!)
Прочитываются «Элементы» за полчаса-час, но при этом входят в сотню самых влиятельных англоязычных книг за последнюю сотню лет, так что — познакомьтесь, историческая же работа.
Разумеется, не 100% предписаний для английского стоит механически переносить в язык Dostoevsky и Solzhenitsyn, в котором своя особая dusha. Как насчет 90%?
«Убирай ненужные слова», «ставь рядом слова, объединяемые одной мыслью», «предпочитай действительный залог» — это всё стилю любого языка на пользу. Разве что можно пропустить часть, посвященную отдельным английским словам, хотя она любопытна (оказывается, раньше писалось to-day и to-morrow, но any one и every one!)
Прочитываются «Элементы» за полчаса-час, но при этом входят в сотню самых влиятельных англоязычных книг за последнюю сотню лет, так что — познакомьтесь, историческая же работа.
Читать, если:
Пишете по-английски;
или осознанно работаете над своим стилем в русском.
или осознанно работаете над своим стилем в русском.
Джанни Родари, «Грамматика фантазии»
Пёстрые главы о детях, наших творческих силах и способах играть со словами.
В своих поисках фантастической темы мы обязаны сюрреалистам и техникой разбора стиха для анализа всех заключенных в нем звуковых ресурсов, ассоциаций, смысловых единиц. Возьмем первую строку известного стихотворения Кардуччи:
«Семь пар ботинок износил я».
Попытаемся переписать ее, образно говоря, зажмурившись, с ошибками, неуважительно меняя силлабику, как если бы перед нами была просто мешанина из звуков, заготовка, ожидающая, чтобы ей придали окончательную форму.
Семь карпов в тине: ишь, засилье.
Или:
Семь швабр один я не осилю.
«Семь пар ботинок износил я».
Попытаемся переписать ее, образно говоря, зажмурившись, с ошибками, неуважительно меняя силлабику, как если бы перед нами была просто мешанина из звуков, заготовка, ожидающая, чтобы ей придали окончательную форму.
Семь карпов в тине: ишь, засилье.
Или:
Семь швабр один я не осилю.
“
В своих поисках фантастической темы мы обязаны сюрреалистам и техникой разбора стиха для анализа всех заключенных в нем звуковых ресурсов, ассоциаций, смысловых единиц. Возьмем первую строку известного стихотворения Кардуччи:
«Семь пар ботинок износил я»
Попытаемся переписать ее, образно говоря, зажмурившись, с ошибками, неуважительно меняя силлабику, как если бы перед нами была просто мешанина из звуков, заготовка, ожидающая, чтобы ей придали окончательную форму.
Семь карпов в тине: ишь, засилье.
Или:
Семь швабр один я не осилю.
«Семь пар ботинок износил я»
Попытаемся переписать ее, образно говоря, зажмурившись, с ошибками, неуважительно меняя силлабику, как если бы перед нами была просто мешанина из звуков, заготовка, ожидающая, чтобы ей придали окончательную форму.
Семь карпов в тине: ишь, засилье.
Или:
Семь швабр один я не осилю.
Вот уж где я не ожидал наткнуться на дедушку Ленина, но ... «Дом дедушки В.И. Ленина находится неподалеку от Казани, столицы Татарской АССР, на вершине небольшой горушки, у подножия которой течет речка. Место красивое, татарские друзья угощали меня там вкусным вином».
Родари то и дело вытаскивает из памяти разные лоскуты опыта, своего и чужого, чтобы иллюстрировать ими свои веселые аналитические расклады. Новалис, Кафка, да Винчи, Пропп, Умберто Эко, игра в куклы, игра в морфемы и игра в перевирание сказок. То «сублимированная перцепция», то доступные способы занять и вдохновить детей. И знаете, занимательный получился салат: отец главной луковицы нашего детства знает толк и в овощах, и во фруктах.
«Идея, лежащая в основе «Грамматики фантазии», проста: она сводится к тому, что воображение не есть привилегия немногих выдающихся индивидов, что им наделены все». Хотя при чтении хочется (профдеформация!) увидеть больше главок именно про письмо, автор постоянно сворачивает на вещи более... основополагающие — воображение, детскую психологию, составляющие творчества. Книга не научит писать, зато напомнит, что придумывать — это просто, полезно и весело. Могли же мы из любой фигулины вытянуть сюжет, когда нам было на дцать лет меньше? Можем и сейчас, — у Родари есть подсказки, как начать.
Родари то и дело вытаскивает из памяти разные лоскуты опыта, своего и чужого, чтобы иллюстрировать ими свои веселые аналитические расклады. Новалис, Кафка, да Винчи, Пропп, Умберто Эко, игра в куклы, игра в морфемы и игра в перевирание сказок. То «сублимированная перцепция», то доступные способы занять и вдохновить детей. И знаете, занимательный получился салат: отец главной луковицы нашего детства знает толк и в овощах, и во фруктах.
«Идея, лежащая в основе «Грамматики фантазии», проста: она сводится к тому, что воображение не есть привилегия немногих выдающихся индивидов, что им наделены все». Хотя при чтении хочется (профдеформация!) увидеть больше главок именно про письмо, автор постоянно сворачивает на вещи более... основополагающие — воображение, детскую психологию, составляющие творчества. Книга не научит писать, зато напомнит, что придумывать — это просто, полезно и весело. Могли же мы из любой фигулины вытянуть сюжет, когда нам было на дцать лет меньше? Можем и сейчас, — у Родари есть подсказки, как начать.
Кому читать:
Сочинятелям, родителям, обладателям творческих кризисов
Леонид Бершидский, «Ремесло»
Лучший русскоязычный рассказ о том, как устроена хорошая журналистика.
Как-то раз Петя написал проходной текст про заказное убийство какого-то бизнесмена — такие в Москве случались по несколько раз в неделю: дождались у подъезда, расстреляли в упор, версия о связи убийства с профессиональной деятельностью жертвы проверяется. Сегодняшний бизнесмен вышел погулять с собакой и поймал автоматную очередь. Обычное дело, 300 слов на пятую полосу.
Джей долго читал текст, перемещал абзацы, шевелил губами. Петя переминался у него за спиной: пора было забыть про несчастного коммерсанта и выпить. Вдруг Джей повернулся к Пете и произнес: «А знаешь, что спросила бы моя жена? Что случилось с собакой?»
Петя даже не понял сначала, о чем речь. А осознав, кинулся звонить ментам, но те тоже не знали, куда делась собака, с которой вышел из дома злополучный бизнесмен. След остыл, поздно было спрашивать. Так и вышел текст, к разочарованию Джея, без собачьей судьбы.
Джей долго читал текст, перемещал абзацы, шевелил губами. Петя переминался у него за спиной: пора было забыть про несчастного коммерсанта и выпить. Вдруг Джей повернулся к Пете и произнес: «А знаешь, что спросила бы моя жена? Что случилось с собакой?»
Петя даже не понял сначала, о чем речь. А осознав, кинулся звонить ментам, но те тоже не знали, куда делась собака, с которой вышел из дома злополучный бизнесмен. След остыл, поздно было спрашивать. Так и вышел текст, к разочарованию Джея, без собачьей судьбы.
Как-то раз Петя написал проходной текст про заказное убийство какого-то бизнесмена — такие в Москве случались по несколько раз в неделю: дождались у подъезда, расстреляли в упор, версия о связи убийства с профессиональной деятельностью жертвы проверяется. Сегодняшний бизнесмен вышел погулять с собакой и поймал автоматную очередь. Обычное дело, 300 слов на пятую полосу.
Джей долго читал текст, перемещал абзацы, шевелил губами. Петя переминался у него за спиной: пора было забыть про несчастного коммерсанта и выпить. Вдруг Джей повернулся к Пете и произнес: «А знаешь, что спросила бы моя жена? Что случилось с собакой?»
Петя даже не понял сначала, о чем речь. А осознав, кинулся звонить ментам, но те тоже не знали, куда делась собака, с которой вышел из дома злополучный бизнесмен. След остыл, поздно было спрашивать. Так и вышел текст, к разочарованию Джея, без собачьей судьбы.
Джей долго читал текст, перемещал абзацы, шевелил губами. Петя переминался у него за спиной: пора было забыть про несчастного коммерсанта и выпить. Вдруг Джей повернулся к Пете и произнес: «А знаешь, что спросила бы моя жена? Что случилось с собакой?»
Петя даже не понял сначала, о чем речь. А осознав, кинулся звонить ментам, но те тоже не знали, куда делась собака, с которой вышел из дома злополучный бизнесмен. След остыл, поздно было спрашивать. Так и вышел текст, к разочарованию Джея, без собачьей судьбы.
В годы, когда российская медиаиндустрия жадно росла и не подозревала, что скоро накроется кое-чем, Леонид Бершидский многое сделал для этого быстрого роста. Первый главред «Ведомостей», издатель русских Newsweek и Forbes, Smartmoney, сооснователь и главред Slon.ru, зачинщик эпических медиасрачей... список долог.
Инструкция/трактат/проповедь, «Ремесло» совмещает разговор о технических приемах текстостроения («картинки вместо слов», «кикер Достоевского», «просто клади кирпичи», «как заявлять тему») с рассуждениями о рабочей этике. Что можно, что спорно, чего категорически нельзя делать, как устроены редакции и почему же эта работа бывает адски трудна. Получился панорамный взгляд на профессию и медийные тексты: заповеди, анекдоты, предупреждения и обобщения.
Читая, легко поддаться обаянию журналистики по-бершидски, только помните: с 2012-го этих стандартов качества в РФ строго придерживается примерно полтора издания. Разочарованно вздыхайте, фокусируйтесь на полезных «техниках».
Теперь Бершидский живет в Берлине, колонки пишет только на английском (для Bloomberg) и периодически язвит в своем фейсбуке над состоянием русского медиарынка. А его книга работает надгробной напоминалкой о прекрасной эпохе.
Инструкция/трактат/проповедь, «Ремесло» совмещает разговор о технических приемах текстостроения («картинки вместо слов», «кикер Достоевского», «просто клади кирпичи», «как заявлять тему») с рассуждениями о рабочей этике. Что можно, что спорно, чего категорически нельзя делать, как устроены редакции и почему же эта работа бывает адски трудна. Получился панорамный взгляд на профессию и медийные тексты: заповеди, анекдоты, предупреждения и обобщения.
Читая, легко поддаться обаянию журналистики по-бершидски, только помните: с 2012-го этих стандартов качества в РФ строго придерживается примерно полтора издания. Разочарованно вздыхайте, фокусируйтесь на полезных «техниках».
Теперь Бершидский живет в Берлине, колонки пишет только на английском (для Bloomberg) и периодически язвит в своем фейсбуке над состоянием русского медиарынка. А его книга работает надгробной напоминалкой о прекрасной эпохе.
Кому читать:
Всем, кто собрался или уже попал на журфак; всем, кого интересует, как появляются интересные тексты.
Энн Ламотт, «Птица за птицей»
Жизнеутверждающее напутствие всем писателям.
К счастью, в те времена я еще пила. Я вернулась в дом, где жила у давних родительских друзей, опрокинула в себя несколько бокалов за встречу, а потом взяла такси и поехала к другим друзьям. Там я выпила еще бокалов сто или двести и употребила немного кокаина (если честно, губа у меня в какой-то момент была как у муравьеда). Затем я пошла в магазин и прикупила литр ирландского виски, вернулась туда, где остановилась, и тянула виски прямо из бутылки, пока не вырубилась. Проснулась я в несколько подавленном состоянии.
К счастью, в те времена я еще пила. Я вернулась в дом, где жила у давних родительских друзей, опрокинула в себя несколько бокалов за встречу, а потом взяла такси и поехала к другим друзьям. Там я выпила еще бокалов сто или двести и употребила немного кокаина (если честно, губа у меня в какой-то момент была как у муравьеда). Затем я пошла в магазин и прикупила литр ирландского виски, вернулась туда, где остановилась, и тянула виски прямо из бутылки, пока не вырубилась. Проснулась я в несколько подавленном состоянии.
«Некоторые указания по письму и жизни», обещанные Ламотт прямо на обложке, особенно повеселят тех, кто хоть раз бился головой о стол («ну не пишется и всё!») и пытался вскрыть себе вены краешком пустого листа.
Фирменный ламоттовский глум — «и дело никак не движется, и впору идти на кухню и хлестать теплый джин прямо из кошачьей миски» — однажды заставил меня высунуть язык и восторженно кататься по зеленой (и, к счастью, безлюдной) лужайке. Пожалуй, я бы побоялся жить с человеком, который над миской собственной кошки приклеил газетную заметку о легализованных жертвоприношениях мелких животных... но автобиографии от легкого безумия всё же сильно выигрывают.
Если вы мечтаете взяться за литературное™ произведение™, прихватите напоминание: ваша книга не сделает вас «успешным», в общепринятом значении успеха. Обогатит переживаниями — да, статусом и деньгами — нет.
Смысл писательства по Ламотт — не в словесной виртуозности, смысл — быть уязвимым и слабым, когда это нужно, страдать за своих героев и ценить несовершенство, существовать посреди неизвестности, оставаться чутким и примириться с безденежьем надолго, если не навсегда). Творить ради самого творчества, «если вам чего-то не хватает без медали, значит, и с медалью будет не хватать», так что не ждите, что напечатанный тираж решит ваши проблемы.
Книга совсем не пытается быть методичной, но то и дело подсказывает, как преодолевать ступор, как строить сюжет и диалоги, как использовать окружающий мир, где схитрить, чего ожидать, о чем забыть. Как быть.
Фирменный ламоттовский глум — «и дело никак не движется, и впору идти на кухню и хлестать теплый джин прямо из кошачьей миски» — однажды заставил меня высунуть язык и восторженно кататься по зеленой (и, к счастью, безлюдной) лужайке. Пожалуй, я бы побоялся жить с человеком, который над миской собственной кошки приклеил газетную заметку о легализованных жертвоприношениях мелких животных... но автобиографии от легкого безумия всё же сильно выигрывают.
Если вы мечтаете взяться за литературное™ произведение™, прихватите напоминание: ваша книга не сделает вас «успешным», в общепринятом значении успеха. Обогатит переживаниями — да, статусом и деньгами — нет.
Смысл писательства по Ламотт — не в словесной виртуозности, смысл — быть уязвимым и слабым, когда это нужно, страдать за своих героев и ценить несовершенство, существовать посреди неизвестности, оставаться чутким и примириться с безденежьем надолго, если не навсегда). Творить ради самого творчества, «если вам чего-то не хватает без медали, значит, и с медалью будет не хватать», так что не ждите, что напечатанный тираж решит ваши проблемы.
Книга совсем не пытается быть методичной, но то и дело подсказывает, как преодолевать ступор, как строить сюжет и диалоги, как использовать окружающий мир, где схитрить, чего ожидать, о чем забыть. Как быть.
Кому читать:
Сомневающимся в своих силах;
заинтересованным изнанкой жизни писателей;
любителям историй, чудес, язвительности, искренности и хорошего слога.
заинтересованным изнанкой жизни писателей;
любителям историй, чудес, язвительности, искренности и хорошего слога.
Рой Питер Кларк, «50 приемов письма»
Прославленная методичка: кратко, насыщенно и пользоваться интересно.
Приведу заголовок о шокирующих буднях войны в Ираке: «Торжествующая толпа растерзала трупы четырех американцев». Подробности статьи устрашающи: гражданские иракцы напали на американских офицеров по безопасности, сожгли их заживо в машинах, избили и расчленили обугленные трупы, протащили останки через всю улицу и повесили на мосту то, что от них осталось. Все это происходило под одобрительные крики толпы.
Даже повествуя о такой бойне, автор играет с языком. Он повторяет согласные (т, рж, щ, т, лп, тр) для ударения и обыгрывает контраст «торжествующая — трупы». «Торжествующая» — не случайное слово, оно означает «выражающий торжество, победу, ликование». «Толпа», «трупы», «американцы», кочуют из репортажа в репортаж. «Растерзать» мы могли бы встретить в истории о бешеной собаке, напавшей на ребенка. Но «торжествующий» — это заметное слово, понятное большинству читателей, но редко используемое в контексте новостей.
Даже повествуя о такой бойне, автор играет с языком. Он повторяет согласные (т, рж, щ, т, лп, тр) для ударения и обыгрывает контраст «торжествующая — трупы». «Торжествующая» — не случайное слово, оно означает «выражающий торжество, победу, ликование». «Толпа», «трупы», «американцы», кочуют из репортажа в репортаж. «Растерзать» мы могли бы встретить в истории о бешеной собаке, напавшей на ребенка. Но «торжествующий» — это заметное слово, понятное большинству читателей, но редко используемое в контексте новостей.
Приведу заголовок о шокирующих буднях войны в Ираке: «Торжествующая толпа растерзала трупы четырех американцев». Подробности статьи устрашающи: гражданские иракцы напали на американских офицеров по безопасности, сожгли их заживо в машинах, избили и расчленили обугленные трупы, протащили останки через всю улицу и повесили на мосту то, что от них осталось. Все это происходило под одобрительные крики толпы.
Даже повествуя о такой бойне, автор играет с языком. Он повторяет согласные (т, рж, щ, т, лп, тр) для ударения и обыгрывает контраст «торжествующая — трупы». «Торжествующая» — не случайное слово, оно означает «выражающий торжество, победу, ликование». «Толпа», «трупы», «американцы», кочуют из репортажа в репортаж. «Растерзать» мы могли бы встретить в истории о бешеной собаке, напавшей на ребенка. Но «торжествующий» — это заметное слово, понятное большинству читателей, но редко используемое в контексте новостей.
Даже повествуя о такой бойне, автор играет с языком. Он повторяет согласные (т, рж, щ, т, лп, тр) для ударения и обыгрывает контраст «торжествующая — трупы». «Торжествующая» — не случайное слово, оно означает «выражающий торжество, победу, ликование». «Толпа», «трупы», «американцы», кочуют из репортажа в репортаж. «Растерзать» мы могли бы встретить в истории о бешеной собаке, напавшей на ребенка. Но «торжествующий» — это заметное слово, понятное большинству читателей, но редко используемое в контексте новостей.
Единственная книга, которую были обязаны читать студенты моего первого курса. Журналистская работа, по Кларку, многоуровнева, многослойна, но каждый слой сам покорится, если будете постоянно писать, это не ядерная физика и не экспедиция в пространство Калаби-Яу.
Всего 75 страниц, 50 глав, каждая из которых писалась неделю, а читается за несколько минут, + довески-упражнения. «Приёмы» могут быть про игру отдельными словами, про вылепление словоконструкций, про детали-сценки или про то, как автору размышлять и поступать. Да-да, уже третий подряд автор (вслед за Бершидским и Ламотт) не верит в границу между «здесь я пишу» и «здесь я живу-думаю».
«На самом деле, Вы не достигнете своего максимума как писатель до тех пор, пока не начнете интересоваться профессиями, смежными с новостями и литературой».
Ссылку на оригинал добавляю, потому что разошедшийся по Рунету перевод — полуофициальный, не «издательский». Кларк дал на него разрешение, но до редактора-корректора переводчик свой перевод не донёс. Возможны ляпы!
Всего 75 страниц, 50 глав, каждая из которых писалась неделю, а читается за несколько минут, + довески-упражнения. «Приёмы» могут быть про игру отдельными словами, про вылепление словоконструкций, про детали-сценки или про то, как автору размышлять и поступать. Да-да, уже третий подряд автор (вслед за Бершидским и Ламотт) не верит в границу между «здесь я пишу» и «здесь я живу-думаю».
«На самом деле, Вы не достигнете своего максимума как писатель до тех пор, пока не начнете интересоваться профессиями, смежными с новостями и литературой».
Ссылку на оригинал добавляю, потому что разошедшийся по Рунету перевод — полуофициальный, не «издательский». Кларк дал на него разрешение, но до редактора-корректора переводчик свой перевод не донёс. Возможны ляпы!
Кому читать:
Всем, кто пишет что-нибудь. Если нужно выбрать лишь одну книгу из описанных здесь — берите эту. Не пожалеете.
Chuck Wendig, "250 things you should know about writing"
Сборник советов о creative writing. Переведено в 2017-м, я описывал оригинальное здание.
If you need to take the time to describe something, then aim for specifics. You can't just tell me it was a dog. I don't know what to do with that. Big dog? Little dog? Mutt? Pit bull? Rat terrier? Big-balled bulldog?
Just telling me what the thing is goes a long way toward helping me place that object, character, or situation into the context of the story you're telling. Was she a leggy blonde? Was he a dumpy child? Description doesn't need to be long or drawn out to matter. It just needs to be specific.
Just telling me what the thing is goes a long way toward helping me place that object, character, or situation into the context of the story you're telling. Was she a leggy blonde? Was he a dumpy child? Description doesn't need to be long or drawn out to matter. It just needs to be specific.
If you need to take the time to describe something, then aim for specifics. You can't just tell me it was a dog. I don't know what to do with that. Big dog? Little dog? Mutt? Pit bull? Rat terrier? Big-balled bulldog?
Just telling me what the thing is goes a long way toward helping me place that object, character, or situation into the context of the story you're telling. Was she a leggy blonde? Was he a dumpy child? Description doesn't need to be long or drawn out to matter. It just needs to be specific.
Just telling me what the thing is goes a long way toward helping me place that object, character, or situation into the context of the story you're telling. Was she a leggy blonde? Was he a dumpy child? Description doesn't need to be long or drawn out to matter. It just needs to be specific.
Как известно, существует ровно 437 типов писателей. Я люблю расчетливых техномагов вроде Нила Стивенсона, но Чак Вендиг — совсем другого типа персонаж. Лицедей-кривляка. Пишет размашисто, шутит сально, то и дело пытается залезть на метауровень.
Mmm. Semi-colons. Come to me, semi-colon. Wink at me. Touch my man-parts. Don't tell my wife. Wink. ;)
Кроме книг Вендиг пишет комиксы для DC Comics и Marvel, а начинал вообще с текстонаполнения компьютерных игр, и это, в общем, заметно: всё-то он пытается нас удивить и ошарашить, аж из штанов выпрыгнуть готов.
Если пропускать сексуальные домогательства к знакам препинания и хохмы про нарративную вагину, из книги можно извлечь немало пользы. Структура такая: по 25 коротких советов (размером с процитированный выше) на каждую из 11 тем:
авторская жизнь, написание рассказа, сторителлинг, персонаж, сюжет, диалоги, описания, строение фразы, редактирование, публикация, написание сценария.
Ну да, 11*25 = 275, а не 250, «смотрите, я и вот так из штанов выпрыгнуть могу».
Mmm. Semi-colons. Come to me, semi-colon. Wink at me. Touch my man-parts. Don't tell my wife. Wink. ;)
Кроме книг Вендиг пишет комиксы для DC Comics и Marvel, а начинал вообще с текстонаполнения компьютерных игр, и это, в общем, заметно: всё-то он пытается нас удивить и ошарашить, аж из штанов выпрыгнуть готов.
Если пропускать сексуальные домогательства к знакам препинания и хохмы про нарративную вагину, из книги можно извлечь немало пользы. Структура такая: по 25 коротких советов (размером с процитированный выше) на каждую из 11 тем:
авторская жизнь, написание рассказа, сторителлинг, персонаж, сюжет, диалоги, описания, строение фразы, редактирование, публикация, написание сценария.
Ну да, 11*25 = 275, а не 250, «смотрите, я и вот так из штанов выпрыгнуть могу».
Читать, если:
Планируете написать рассказ или сценарий;
надо раскрепостить мозг и писать «смелее»;
интересно посмотреть на успешного графомана в естественной среде обитания.
надо раскрепостить мозг и писать «смелее»;
интересно посмотреть на успешного графомана в естественной среде обитания.
Нора Галь, «Слово живое и мертвое»
Важное предупреждение от Кассандры русской словесности.
Уж наверно, никто не жаждет уподобиться знаменитому чеховскому телеграфисту, о котором памятно сказано: «Они хочут свою образованность показать, всегда говорят о непонятном». И однако многие, нимало не смущаясь, пишут: «Очарование (героини) состоит в органичности ее контрастов»! И это не перевод!
«…холод, как и голод, не служил для них предметом сколько-нибудь серьезной заботы — это был один из неотъемлемых элементов их быта».
Это не официальная информация и не ученая статья, а хоть и научно-фантастический, но все же роман. Речь идет о дикарях, о первобытных людях. И право, ни суть сказанного, ни научность, ни фантастичность, ни читательское восприятие не пострадали бы, если написать: …холод, как и голод, мало их
заботил — они издавна к нему привыкли.
«…холод, как и голод, не служил для них предметом сколько-нибудь серьезной заботы — это был один из неотъемлемых элементов их быта».
Это не официальная информация и не ученая статья, а хоть и научно-фантастический, но все же роман. Речь идет о дикарях, о первобытных людях. И право, ни суть сказанного, ни научность, ни фантастичность, ни читательское восприятие не пострадали бы, если написать: …холод, как и голод, мало их
заботил — они издавна к нему привыкли.
Уж наверно, никто не жаждет уподобиться знаменитому чеховскому телеграфисту, о котором памятно сказано: «Они хочут свою образованность показать, всегда говорят о непонятном». И однако многие, нимало не смущаясь, пишут: «Очарование (героини) состоит в органичности ее контрастов»! И это не перевод!
«…холод, как и голод, не служил для них предметом сколько-нибудь серьезной заботы — это был один из неотъемлемых элементов их быта».
Это не официальная информация и не ученая статья, а хоть и научно-фантастический, но все же роман. Речь идет о дикарях, о первобытных людях. И право, ни суть сказанного, ни научность, ни фантастичность, ни читательское восприятие не пострадали бы, если написать: …холод, как и голод, мало их заботил — они издавна к нему привыкли.
«…холод, как и голод, не служил для них предметом сколько-нибудь серьезной заботы — это был один из неотъемлемых элементов их быта».
Это не официальная информация и не ученая статья, а хоть и научно-фантастический, но все же роман. Речь идет о дикарях, о первобытных людях. И право, ни суть сказанного, ни научность, ни фантастичность, ни читательское восприятие не пострадали бы, если написать: …холод, как и голод, мало их заботил — они издавна к нему привыкли.
Хотя термин «канцелярит» придумал Корней Чуковский, главной книгой о нем остается эта работа переводчика и редактора Элеоноры Гальпериной (Норы Галь), у «Слова...» даже есть своя страница в рукипедии (редкость для филологических книг).
Изложение движется вдоль большой толпы примеров словоупотребления, раз за разом огорчающих автора своей корявостью, необдуманностью, автоматизмом. Примеры приводят к обобщениям («Обилие существительных, особенно отглагольных, тяжелит и сушит речь») и правилам поведения для переводчиков и редакторов («Никому не под силу знать всё. Но можно и нужно проверять всё...»).
Где-то в джунглях веба я видел парочку короткоглазых глупышей, уверенных, что мой мини-курс — это просто пересказ того, что написала Галь. Я не стал им ничего отвечать (смысл? они ж очевидно читать не умеют), но определенную роль эта книга сыграла. Мне хотелось сделать что-то менее эмоциональное (если слишком много вздыхать и восклицать, драматизм выветривается), более структурированное и действенное. Больше обобщений, советов + набор упражнений к ним. Это продолжение борьбы с теми же языковыми сорняками — уже на новом технологическом витке, 45 лет спустя, когда меньше читают длинные трактаты, а без адаптивной верстки и модного концепта идею уже не замечают, какой бы важной она ни была.
Неуместную официальщину из повседневного языка, конечно, уже не выскоблить полностью: ну не хотят люди учиться правильной речи. Но ваши тексты могут выгодно выделяться на общем языковом фоне, уверенный первый шаг к этому — почитать «Слово живое и мертвое».
Изложение движется вдоль большой толпы примеров словоупотребления, раз за разом огорчающих автора своей корявостью, необдуманностью, автоматизмом. Примеры приводят к обобщениям («Обилие существительных, особенно отглагольных, тяжелит и сушит речь») и правилам поведения для переводчиков и редакторов («Никому не под силу знать всё. Но можно и нужно проверять всё...»).
Где-то в джунглях веба я видел парочку короткоглазых глупышей, уверенных, что мой мини-курс — это просто пересказ того, что написала Галь. Я не стал им ничего отвечать (смысл? они ж очевидно читать не умеют), но определенную роль эта книга сыграла. Мне хотелось сделать что-то менее эмоциональное (если слишком много вздыхать и восклицать, драматизм выветривается), более структурированное и действенное. Больше обобщений, советов + набор упражнений к ним. Это продолжение борьбы с теми же языковыми сорняками — уже на новом технологическом витке, 45 лет спустя, когда меньше читают длинные трактаты, а без адаптивной верстки и модного концепта идею уже не замечают, какой бы важной она ни была.
Неуместную официальщину из повседневного языка, конечно, уже не выскоблить полностью: ну не хотят люди учиться правильной речи. Но ваши тексты могут выгодно выделяться на общем языковом фоне, уверенный первый шаг к этому — почитать «Слово живое и мертвое».
Кому читать:
Желающим понять, что такое канцелярит, и покусал ли он их тексты;
юным редакторам;
всем переводчикам.
юным редакторам;
всем переводчикам.
Брайан Гарнер, «Руководство HBR по улучшению деловых текстов»
Лексикограф, знаток грамматики, юрист и предприниматель объединились в одном человеке, чтобы написать эту книгу.
*HBR — это Harvard Business Review.
*HBR — это Harvard Business Review.
Волнение может создать вам больше проблем, чем сам процесс письма.
Воспринимайте процесс письма не как одну большую задачу, а как серию мелких. Поэтесса, писательница и преподаватель Бетти Флауэрс рассматривала их как работу, выполняемую различными персонами внутри вас.
БАПС — эта аббревиатура означает: Безумец, Архитектор, Плотник, Судья — и отражает этапы, через которые должен пройти пишущий.
Воспринимайте процесс письма не как одну большую задачу, а как серию мелких. Поэтесса, писательница и преподаватель Бетти Флауэрс рассматривала их как работу, выполняемую различными персонами внутри вас.
БАПС — эта аббревиатура означает: Безумец, Архитектор, Плотник, Судья — и отражает этапы, через которые должен пройти пишущий.
“
Волнение может создать вам больше проблем, чем сам процесс письма.
Воспринимайте процесс письма не как одну большую задачу, а как серию мелких. Поэтесса, писательница и преподаватель Бетти Флауэрс рассматривала их как работу, выполняемую различными персонами внутри вас.
БАПС — эта аббревиатура означает: Безумец, Архитектор, Плотник, Судья — и отражает этапы, через которые должен пройти пишущий.
Воспринимайте процесс письма не как одну большую задачу, а как серию мелких. Поэтесса, писательница и преподаватель Бетти Флауэрс рассматривала их как работу, выполняемую различными персонами внутри вас.
БАПС — эта аббревиатура означает: Безумец, Архитектор, Плотник, Судья — и отражает этапы, через которые должен пройти пишущий.
Упрощать сложно, усложнять просто. Тем ценнее издания вроде этого, понятно объясняющие как быть понятным.
Вокруг деловых коммуникаций — столько мифов, что иногда Капитан Очевидность просто обязан прилететь и сорвать восторженные аплодисменты.
«Помните о вашей цели».
«Ваши адресаты — занятые люди, очень занятые».
«Как правило, они вовсе не обязаны читать то, что вы им написали».
«Следует уделять особое внимание именно тем моментам, которые волнуют их больше всего».
Это фразы с первых страниц, и это — правда то самое, с чего стоит начинать: цель, условия, аудитория. Дальше уже разворачивается детализация — над какими навыками работать в первую очередь и как построить работу над текстом, чтобы он не мучил вас и ваших читателей. Примеры хороших и плохих текстов под разные задачи — прилагаются. Очень прагматичная книга, никаких излишеств в стиле и содержании.
Вокруг деловых коммуникаций — столько мифов, что иногда Капитан Очевидность просто обязан прилететь и сорвать восторженные аплодисменты.
«Помните о вашей цели».
«Ваши адресаты — занятые люди, очень занятые».
«Как правило, они вовсе не обязаны читать то, что вы им написали».
«Следует уделять особое внимание именно тем моментам, которые волнуют их больше всего».
Это фразы с первых страниц, и это — правда то самое, с чего стоит начинать: цель, условия, аудитория. Дальше уже разворачивается детализация — над какими навыками работать в первую очередь и как построить работу над текстом, чтобы он не мучил вас и ваших читателей. Примеры хороших и плохих текстов под разные задачи — прилагаются. Очень прагматичная книга, никаких излишеств в стиле и содержании.
Читать, если:
Вы пишете много писем;
или готовите документы— отчеты, слайдовые презентации и т.д.
или готовите документы— отчеты, слайдовые презентации и т.д.
Джозеф Кэмпбелл, «Тысячеликий герой»
Папа всех современных «сторителлеров» объясняет, что к чему.
Герой, вместо того чтобы покорить или умилостивить силу, охраняющую порог, бывает проглочен и попадает в неизвестное, представляясь умершим.
Ирландский герой Финн Мак Кул был проглочен чудовищем неопределенной формы, известным в кельтском мире как peist. Маленькую немецкую девочку Красную Шапочку проглотил волк. Любимого героя полинезийцев, Мауи, проглотила его прапрабабушка Хайн–нуи–те–по. И весь греческий пантеон, исключая лишь Зевса, был проглочен их отцом Хроносом.
Эта распространенная тема подчеркивает, что переход порога является формой самоуничтожения. Сходство с темой Симплегад очевидно. Но здесь, вместо того чтобы выходить наружу, за рамки видимого мира, герой, чтобы родиться заново, отправляется вовнутрь. Исчезновение соответствует вхождению верующего в храм – где он вспоминает, кем и чем является, а именно: прахом и пылью — если, конечно, он не бессмертен. Внутренность храма, чрево кита и божественная земля за пределами мира — одно и то же.
Ирландский герой Финн Мак Кул был проглочен чудовищем неопределенной формы, известным в кельтском мире как peist. Маленькую немецкую девочку Красную Шапочку проглотил волк. Любимого героя полинезийцев, Мауи, проглотила его прапрабабушка Хайн–нуи–те–по. И весь греческий пантеон, исключая лишь Зевса, был проглочен их отцом Хроносом.
Эта распространенная тема подчеркивает, что переход порога является формой самоуничтожения. Сходство с темой Симплегад очевидно. Но здесь, вместо того чтобы выходить наружу, за рамки видимого мира, герой, чтобы родиться заново, отправляется вовнутрь. Исчезновение соответствует вхождению верующего в храм – где он вспоминает, кем и чем является, а именно: прахом и пылью — если, конечно, он не бессмертен. Внутренность храма, чрево кита и божественная земля за пределами мира — одно и то же.
“
Герой, вместо того чтобы покорить или умилостивить силу, охраняющую порог, бывает проглочен и попадает в неизвестное, представляясь умершим.
Ирландский герой Финн Мак Кул был проглочен чудовищем неопределенной формы, известным в кельтском мире как peist. Маленькую немецкую девочку Красную Шапочку проглотил волк. Любимого героя полинезийцев, Мауи, проглотила его прапрабабушка Хайн–нуи–те–по. И весь греческий пантеон, исключая лишь Зевса, был проглочен их отцом Хроносом.
Эта распространенная тема подчеркивает, что переход порога является формой самоуничтожения. Сходство с темой Симплегад очевидно. Но здесь, вместо того чтобы выходить наружу, за рамки видимого мира, герой, чтобы родиться заново, отправляется вовнутрь. Исчезновение соответствует вхождению верующего в храм – где он вспоминает, кем и чем является, а именно: прахом и пылью — если, конечно, он не бессмертен. Внутренность храма, чрево кита и божественная земля за пределами мира — одно и то же.
Ирландский герой Финн Мак Кул был проглочен чудовищем неопределенной формы, известным в кельтском мире как peist. Маленькую немецкую девочку Красную Шапочку проглотил волк. Любимого героя полинезийцев, Мауи, проглотила его прапрабабушка Хайн–нуи–те–по. И весь греческий пантеон, исключая лишь Зевса, был проглочен их отцом Хроносом.
Эта распространенная тема подчеркивает, что переход порога является формой самоуничтожения. Сходство с темой Симплегад очевидно. Но здесь, вместо того чтобы выходить наружу, за рамки видимого мира, герой, чтобы родиться заново, отправляется вовнутрь. Исчезновение соответствует вхождению верующего в храм – где он вспоминает, кем и чем является, а именно: прахом и пылью — если, конечно, он не бессмертен. Внутренность храма, чрево кита и божественная земля за пределами мира — одно и то же.
Однажды американский фитнес-тренер и актер Грег Плитт решил сняться в новой рекламе. По сюжету Грег ночью бежал по рельсам и на ходу попивал энергетик, обгоняя при этом поезд, идущий позади. Вот мол какой чудесный эликсир, хлебай и супермень! Короче, у поезда энергетик оказался лучше и Грега похоронили. А все потому, что не читал он Кэмпбелла.
Герои, представленные в древних мифах — Гильгамеш, Тор, Геракл — стали героями не потому, что им захотелось эффектно почудить. Настоящий герой всегда подчиняется воле судьбы: всегда отправляется в путешествие, всегда преодолевает смертельный риск и всегда делает это ради высшей цели, спасая мир или своё племя. Одна схема за тысячью лиц разных героев, никто из которых не соревновался с поездами.
Кэмпбелл проанализировал множество мифов и обрядов инициации и первым выделил четкую (хотя и с вариациями) структуру мифа, обозначил её связи с глубинными психическими структурами человека. Эта траектория геройского похода-подвига-возвращения и разобрана в книге пошагово, очень подробно, с разговорами о архетипах по Юнгу, о религиозных основаниях, об исследованиях и концепциях других авторов.
В книге вы найдете много ответов, но лично я продолжаю думать над вопросом, который подвешен в её конце.
Герои, представленные в древних мифах — Гильгамеш, Тор, Геракл — стали героями не потому, что им захотелось эффектно почудить. Настоящий герой всегда подчиняется воле судьбы: всегда отправляется в путешествие, всегда преодолевает смертельный риск и всегда делает это ради высшей цели, спасая мир или своё племя. Одна схема за тысячью лиц разных героев, никто из которых не соревновался с поездами.
Кэмпбелл проанализировал множество мифов и обрядов инициации и первым выделил четкую (хотя и с вариациями) структуру мифа, обозначил её связи с глубинными психическими структурами человека. Эта траектория геройского похода-подвига-возвращения и разобрана в книге пошагово, очень подробно, с разговорами о архетипах по Юнгу, о религиозных основаниях, об исследованиях и концепциях других авторов.
В книге вы найдете много ответов, но лично я продолжаю думать над вопросом, который подвешен в её конце.
Кому читать:
Тем, кому интересно разглядеть исходный код, безостановочно воспроизводимый современной индустрией развлеченией.
Кристофер Воглер, «Путешествие писателя»
Основы конструирования историй (для начинающих писателей и сценаристов).
Неотъемлемая функция наставника — дарение. Не случайно Владимир Пропп в своем труде «Морфология сказки» называет наставника «дарителем», определяя его как действующее лицо, оказывающее временную помощь герою и часто преподносящее ему какой-либо подарок. Этим подарком может быть волшебный меч, ключ от заветного сундука, целебное снадобье или еда, или совет, спасающий от смертельной опасности.
В сказке дарителем может оказаться ведьмина кошка, которая дает девочке в благодарность за ласку полотенце и гребень: впоследствии, когда ведьма будет гнаться за девочкой, брошенное полотенце превратится в бурную реку, а гребешок — в густой лес на пути злой преследовательницы.
Примеров подарков в фильмах не счесть: от пистолета, который получает от мелкого бандита герой Джеймса Кэгни в фильме «Враг общества» (The Public Enemy), до светового меча, который вручает Люку Оби Ван Кеноби. Если в мифах и сказках в качестве дара выступает ключ от логова дракона, то сегодня это может быть компьютерный код.
В сказке дарителем может оказаться ведьмина кошка, которая дает девочке в благодарность за ласку полотенце и гребень: впоследствии, когда ведьма будет гнаться за девочкой, брошенное полотенце превратится в бурную реку, а гребешок — в густой лес на пути злой преследовательницы.
Примеров подарков в фильмах не счесть: от пистолета, который получает от мелкого бандита герой Джеймса Кэгни в фильме «Враг общества» (The Public Enemy), до светового меча, который вручает Люку Оби Ван Кеноби. Если в мифах и сказках в качестве дара выступает ключ от логова дракона, то сегодня это может быть компьютерный код.
“
Неотъемлемая функция наставника — дарение. Не случайно Владимир Пропп в своем труде «Морфология сказки» называет наставника «дарителем», определяя его как действующее лицо, оказывающее временную помощь герою и часто преподносящее ему какой-либо подарок. Этим подарком может быть волшебный меч, ключ от заветного сундука, целебное снадобье или еда, или совет, спасающий от смертельной опасности.
В сказке дарителем может оказаться ведьмина кошка, которая дает девочке в благодарность за ласку полотенце и гребень: впоследствии, когда ведьма будет гнаться за девочкой, брошенное полотенце превратится в бурную реку, а гребешок — в густой лес на пути злой преследовательницы.
Примеров подарков в фильмах не счесть: от пистолета, который получает от мелкого бандита герой Джеймса Кэгни в фильме «Враг общества» (The Public Enemy), до светового меча, который вручает Люку Оби Ван Кеноби. Если в мифах и сказках в качестве дара выступает ключ от логова дракона, то сегодня это может быть компьютерный код.
В сказке дарителем может оказаться ведьмина кошка, которая дает девочке в благодарность за ласку полотенце и гребень: впоследствии, когда ведьма будет гнаться за девочкой, брошенное полотенце превратится в бурную реку, а гребешок — в густой лес на пути злой преследовательницы.
Примеров подарков в фильмах не счесть: от пистолета, который получает от мелкого бандита герой Джеймса Кэгни в фильме «Враг общества» (The Public Enemy), до светового меча, который вручает Люку Оби Ван Кеноби. Если в мифах и сказках в качестве дара выступает ключ от логова дракона, то сегодня это может быть компьютерный код.
«Кэмпбелл для «чайников»: голливудский практик аккуратно отрезал от «Тысячеликого героя» высокие материи и сделал оставшееся более наглядным: 12 стадий путешествия героя, 8 самых распространенных персонажных архетипов, разбор архетипов по функциям, примеры из современного кино...
Получилось неплохо, рекомендую. Интересно же после прочтения замечать, что Йода, Оби-Ван, Морфеус, Гэндальф и Мэри Поппинс — один и тот же архетип (Наставник), но при этом в каждом из случаев есть значимые вариации. Морфеус — еще и Привратник+Союзник, а Гэндальф и Мэри — дополнительно Вестники.
Если же вы не готовы принять, что ваши любимые истории всегда разбираются на манер мебели из IKEA, обойдите «Путешествие писателя» стороной. Это, собственно, универсальная инструкция по сборке-разборке.
Получилось неплохо, рекомендую. Интересно же после прочтения замечать, что Йода, Оби-Ван, Морфеус, Гэндальф и Мэри Поппинс — один и тот же архетип (Наставник), но при этом в каждом из случаев есть значимые вариации. Морфеус — еще и Привратник+Союзник, а Гэндальф и Мэри — дополнительно Вестники.
Если же вы не готовы принять, что ваши любимые истории всегда разбираются на манер мебели из IKEA, обойдите «Путешествие писателя» стороной. Это, собственно, универсальная инструкция по сборке-разборке.
Кому читать:
Тем, кто хочет рассказывать;
и тем, кто хочет на лету предсказывать развитие киносюжетов
и тем, кто хочет на лету предсказывать развитие киносюжетов
«Русская грамматика» под редакцией Н. Ю. Шведовой и её друзей
Академическая грамматика русского языка в двух томах. Неопалимая скрижаль.
§ 1656. По своей формальной организации все предлоги делятся, с одной стороны, на первообразные и непервообразные, с другой стороны, на простые и составные. Первообразные предлоги объединяются в небольшую и непополняющуюся группу простейших слов, не связанных живыми словообразовательными отношениями с какими-либо знаменательными словами. Почти все такие предлоги многозначны. Многие из них способны соединяться более чем с одной падежной формой имени. Непервообразные предлоги — это предлоги, имеющие живые словообразовательные отношения и лексико-семантические связи с знаменательными словами — существительными, наречиями и глаголами (деепричастиями).
§ 1656. По своей формальной организации все предлоги делятся, с одной стороны, на первообразные и непервообразные, с другой стороны, на простые и составные. Первообразные предлоги объединяются в небольшую и непополняющуюся группу простейших слов, не связанных живыми словообразовательными отношениями с какими-либо знаменательными словами. Почти все такие предлоги многозначны.
Многие из них способны соединяться более чем с одной падежной формой имени. Непервообразные предлоги — это предлоги, имеющие живые словообразовательные отношения и лексико-семантические связи с знаменательными словами — существительными, наречиями и глаголами (деепричастиями).
Многие из них способны соединяться более чем с одной падежной формой имени. Непервообразные предлоги — это предлоги, имеющие живые словообразовательные отношения и лексико-семантические связи с знаменательными словами — существительными, наречиями и глаголами (деепричастиями).
В нашем попс-обозрении — перерыв на хардкор. Если вас перестали удовлетворять краткие правила и чтение gramota.ru, припадите к живительному первоисточнику — полному своду русской грамматики (издан в 1980-м, переиздан в 2005-м).
Это чтение прежде всего для профессионалов, которых не напугать академическим языком, но и азартные любители смогут выяснить, как же всё-таки-правильно.
Все правила: фонетика, морфемика, морфология, формальный синтаксис. Всего 3200 параграфов — как фулл-хауз, многократно умноженный на роял-флэш: полная и окончательная победа над неграмотностью в отдельно взятом читателе.
Обратите внимание: никто не может именовать себя «граммар-наци», пока не прочел «РГ» от начала и до конца. Остерегайтесь самозванцев!
Это чтение прежде всего для профессионалов, которых не напугать академическим языком, но и азартные любители смогут выяснить, как же всё-таки-правильно.
Все правила: фонетика, морфемика, морфология, формальный синтаксис. Всего 3200 параграфов — как фулл-хауз, многократно умноженный на роял-флэш: полная и окончательная победа над неграмотностью в отдельно взятом читателе.
Обратите внимание: никто не может именовать себя «граммар-наци», пока не прочел «РГ» от начала и до конца. Остерегайтесь самозванцев!
Кому читать:
Любознательным и выносливым;
А краткую (745 параграфов) версию нашей грамматики можно читать здесь.
Ирина Голуб, «Стилистика русского языка»
Вузовский учебник по стилистике.
Для правильного употребления слов в речи недостаточно знать их точное значение, необходимо еще учитывать особенности лексической сочетаемости слов, т.е. их способности соединяться друг с другом. Так, «похожие» прилагательные длинный, длительный, долгий, долговременный, продолжительный по-разному «притягиваются» к существительным: длительный период, продолжительный период (но не длинный, долгий, долговременный период); долгий путь, длинный путь; продолжительные сборы, долговременный кредит. Нередко слова с одинаковым значением могут иметь разную лексическую сочетаемость (ср.: истинный друг — подлинный документ).
Для правильного употребления слов в речи недостаточно знать их точное значение, необходимо еще учитывать особенности лексической сочетаемости слов, т.е. их способности соединяться друг с другом. Так, «похожие» прилагательные длинный, длительный, долгий, долговременный, продолжительный по-разному «притягиваются» к существительным: длительный период, продолжительный период (но не длинный, долгий, долговременный период); долгий путь, длинный путь; продолжительные сборы, долговременный кредит. Нередко слова с одинаковым значением могут иметь разную лексическую сочетаемость (ср.: истинный друг — подлинный документ).
Бывает так, что люди почему-то не готовы прочесть 3200 академических параграфов. Но и примитивных советов «коучей по копирайтингу» уже не хватает. Разумная середина — этот учебник.
В нём шесть разделов: лексическая стилистика, фразеологическая стилистика, фоника (звуковая организация речи), стилистика словообразования, стилистика частей речи, синтаксическая стилистика.
Конечно, все 13892* типов стилистических ошибок в одном издании не растолковать, автор разбирает не все, но очень многие из них. Порой прямо читаешь и думаешь: божечки, да как же мы всем этим умудряемся правильно пользоваться хоть иногда?
Но как сказал бы Йода магистр: имеет обратную сторону всё. Наш язык очень богат выразительными средствами, за это мы расплачиваемся тем, что и стилистических ошибок в нём можно сделать больше. Разных, самых неожиданных. Кто не хочет ошибаться — должен изучать язык, there's no app for that.
*приблизительная оценка
В нём шесть разделов: лексическая стилистика, фразеологическая стилистика, фоника (звуковая организация речи), стилистика словообразования, стилистика частей речи, синтаксическая стилистика.
Конечно, все 13892* типов стилистических ошибок в одном издании не растолковать, автор разбирает не все, но очень многие из них. Порой прямо читаешь и думаешь: божечки, да как же мы всем этим умудряемся правильно пользоваться хоть иногда?
Но как сказал бы Йода магистр: имеет обратную сторону всё. Наш язык очень богат выразительными средствами, за это мы расплачиваемся тем, что и стилистических ошибок в нём можно сделать больше. Разных, самых неожиданных. Кто не хочет ошибаться — должен изучать язык, there's no app for that.
*приблизительная оценка
Читать, если:
Хотите проверить свою грамотность (или стать грамотнее);
надо вспомнить, как же сложен русский язык.
надо вспомнить, как же сложен русский язык.
Тимур Аникин, с двадцать пятого декабря 2016.