5
Ораторские приёмы
Нагнетать торжественность? Усилить выразительность? Это можно сделать и чисто синтаксическими средствами.
1, 2, 3, 4, много
За время разъездов я понял, что если не пишу один день, мне становится не по себе. Два дня — и меня начинает трясти. Три — и я близок к безумию. Четыре — и меня корежит, как свинью при поносе.
Рэй Брэдбери
«Дзен искусства сочинять»
Эта глава дополняет одну из глав Роя Питера Кларка, поэтому сначала перечитайте воззрения достопочтенного Роя.
...
Интересно, что хотя любое слово — единица, становясь предложением, оно тяготеет к «двучастности», поскольку пропозиция не может состоять из одного элемента. «Рассвет!» = «Наступил рассвет» = «Истинно, что наступил рассвет» (пропозиция). Логика бинарна.
Пара — это или объединение, или противопоставление, пара — мать всех контрастов. И уже здесь возможны асимметричные построения.
«…там среди леших и русалок бродят ксени мневые да тюри щаные».
Лешие и русалки — пара. И ксени да тюри — пара, зато объединяет их другой союз и появившиеся прилагательные позволяют включить инверсию; потому вторая пара выглядит необычнее.
Тройка и ощущение законченности. Я выдвигаю ненаучную гипотезу: магия троек связана с тем, что средний человек не способен больше трёх объектов одновременно удерживать в сознании. Получается такой эффект «заполненного внимания». Если добавить четвёртый элемент, он выскользнет из внимания и гармония разрушится.
...
Интересно, что хотя любое слово — единица, становясь предложением, оно тяготеет к «двучастности», поскольку пропозиция не может состоять из одного элемента. «Рассвет!» = «Наступил рассвет» = «Истинно, что наступил рассвет» (пропозиция). Логика бинарна.
Пара — это или объединение, или противопоставление, пара — мать всех контрастов. И уже здесь возможны асимметричные построения.
«…там среди леших и русалок бродят ксени мневые да тюри щаные».
Лешие и русалки — пара. И ксени да тюри — пара, зато объединяет их другой союз и появившиеся прилагательные позволяют включить инверсию; потому вторая пара выглядит необычнее.
Тройка и ощущение законченности. Я выдвигаю ненаучную гипотезу: магия троек связана с тем, что средний человек не способен больше трёх объектов одновременно удерживать в сознании. Получается такой эффект «заполненного внимания». Если добавить четвёртый элемент, он выскользнет из внимания и гармония разрушится.
Трех главных вещей у меня нет: доброты, вкуса и чувства юмора. Вкус я старался заменить знанием, чувство юмора точностью выражений, а доброту нечем.
Михаил Гаспаров, «Записи и выписки»
Михаил Гаспаров, «Записи и выписки»
Начальная тройка здесь порождает и три пары, последняя из которых красиво «сломана».
На трассе Пермь-Березники есть Дерево дальнобойщиков. Это высокий старый кедр, сплошь обмотанный и обвязанный лентами, тряпочками, платками и полотенцами; алтарь, оберег, колодец желаний.
Евгения Пищикова, «Пятиэтажная Россия»
Евгения Пищикова, «Пятиэтажная Россия»
Две пары («высокий старый», «обвязанный и обмотанный» — синонимы же, значит второе неспроста), четвёрка, упрощенная однородностью (виды тряпочек) и разномастная тройка «алтарь-оберег-колодец».
Лозунг «защитим наших детей» стал у нас оправданием любого не имеющего ни малейшего отношения к христианству порицания, любого мерзостного суждения, любой лицемерной анафемы.
Стивен Фрай, Пресс-папье
Стивен Фрай, Пресс-папье
Риторически выразительная тройка, подчёркнутая повтором слова «любой».
Вашим текстом репортаж видит, слышит и думает. А фотографиями он дышит. Человек, которому не дают дышать, не хочет ни видеть, ни слышать, ни думать.
<...>
Мы настойчиво стучимся в пятый, десятый, двадцатый дом, коттедж, дворец, халупу, но перед нами очередная «хата с краю», хозяева которой машут руками и, как заговоренные, произносят единственный закон кущевских джунглей: «Нам еще здесь жить».
Дмитрий Соколов-Митрич, «Реальный репортер»
<...>
Мы настойчиво стучимся в пятый, десятый, двадцатый дом, коттедж, дворец, халупу, но перед нами очередная «хата с краю», хозяева которой машут руками и, как заговоренные, произносят единственный закон кущевских джунглей: «Нам еще здесь жить».
Дмитрий Соколов-Митрич, «Реальный репортер»
(первое) Тройка. Единица. Единица, противопоставленная тройке. Всё вместе — гармоничный абзац из трёх фраз.
(второе) Три эпитета сшиты с четырьмя существительными; потом четвёрка превращается в единицу хаты с края. Замысловато!
Перейдём к спискам.
(второе) Три эпитета сшиты с четырьмя существительными; потом четвёрка превращается в единицу хаты с края. Замысловато!
Перейдём к спискам.
Писатели используют списки либо когда количество подлежащих перечислению объектов так велико, что исключает возможность их поименного включения, либо когда автор просто влюбляется в звучание слов, которыми исчисляет серию объектов.
<...>
Еще одной разновидностью аккумуляции являлось нагромождение (congeries) — последовательность слов и фраз, обозначающих одно и то же, воспроизводящих одну и ту же мысль множеством разных способов. Данный вид списков соответствует принципу «ораторской амплификации», классической иллюстрацией которого является Первая речь Цицерона против Катилины в римском сенате (63 г. до н. э.): «Доколе же ты, Катилина, будешь злоупотреблять нашим терпением? Как долго еще ты, в своем бешенстве, будешь издеваться над нами? До каких пределов ты будешь кичиться своей дерзостью, не знающей узды? Неужели тебя не встревожили ни ночные караулы на Палатине, ни стража, обходящая город, ни страх, охвативший народ, ни присутствие всех честных людей, ни выбор этого столь надежно защищенного места для заседания сената, ни лица и взоры всех присутствующих? Неужели ты не понимаешь, что твои намерения открыты? Не видишь, что твой заговор уже известен всем присутствующим и раскрыт?».
<...>
Еще одной разновидностью аккумуляции являлось нагромождение (congeries) — последовательность слов и фраз, обозначающих одно и то же, воспроизводящих одну и ту же мысль множеством разных способов. Данный вид списков соответствует принципу «ораторской амплификации», классической иллюстрацией которого является Первая речь Цицерона против Катилины в римском сенате (63 г. до н. э.): «Доколе же ты, Катилина, будешь злоупотреблять нашим терпением? Как долго еще ты, в своем бешенстве, будешь издеваться над нами? До каких пределов ты будешь кичиться своей дерзостью, не знающей узды? Неужели тебя не встревожили ни ночные караулы на Палатине, ни стража, обходящая город, ни страх, охвативший народ, ни присутствие всех честных людей, ни выбор этого столь надежно защищенного места для заседания сената, ни лица и взоры всех присутствующих? Неужели ты не понимаешь, что твои намерения открыты? Не видишь, что твой заговор уже известен всем присутствующим и раскрыт?».
Умберто Эко
«Откровения молодого романиста»
У Кларка списков приведено мало, но этот пробел восполнить несложно.
Hа Докучаеве мягкая соболья шапка. Она напоминает о стаpой Москве купецких покоев, питейных домов, тоpговых бань, хаpчевенных изб, pогаточных будок, кадей квасных и калашных амбаpов. О Москве лавок, полулавок, блинь, шалашей мутных, скамей пpяничных, аpкадов, циpюлен, земель отдаточных и мест, в котоpых тоpговали саньями.
<...>
Я вглядываюсь в лица встpечных. Веселое занятие! Будто запускаешь pуку в ведpо с мелкой pыбешкой. Hеувеpенная pадость, колеблющееся мужество, жиpеющее злоpадство, ханжеское сочувствие, безглазое беспокойство, тpусливые надежды — моя жалкая добыча.
Анатолий Мариенгоф, «Циники»
<...>
Я вглядываюсь в лица встpечных. Веселое занятие! Будто запускаешь pуку в ведpо с мелкой pыбешкой. Hеувеpенная pадость, колеблющееся мужество, жиpеющее злоpадство, ханжеское сочувствие, безглазое беспокойство, тpусливые надежды — моя жалкая добыча.
Анатолий Мариенгоф, «Циники»
В первом случае — документальное перечисление (автору надо было только выбрать элементы), во втором уже подключается фантазия. Но это ещё не списки, а так, списочки.
Известный вам недетский пример документального списка — отделяет прошлое от настоящего большим количеством подробностей.
Известный вам недетский пример документального списка — отделяет прошлое от настоящего большим количеством подробностей.
Однако все сабли были кривые: некоторые изгибались в одну сторону, затем, передумав, сворачивали в другую; некоторые вились, как змеи; некоторые имели рубящую кромку разной формы и то сужались, то расширялись; некоторые раздваивались или заканчивались крюками, клювами, шипами, лопастями, жалами и даже спиралями. Попадались лезвия в форме подков, перьев, козьих рогов, заливов, фаллосов, рыболовных крючков, бровей, гребней, знаков Зодиака, полумесяцев, ольховых листьев, персидских туфель, весёлок для теста, пеликаньих клювов, собачьих лап и коринфских колонн.
Нил Стивенсон, «Смешенье»
Нил Стивенсон, «Смешенье»
Сначала ряд простых предложений в сложном, потом ряды однородных членов. Это лишь часть большой гиперболы про разнообразие индийского холодного оружия, уверен, без допридумывания не обошлось (фаллосов? come on!)
Он увидел солдат, бегущих в атаку, окопы, блиндажи, затянутые маскировочными сетками, полевые телефоны, санитарок, танки, множество танков, голых по пояс немецких танкистов, строчащих из пушек, пожилых советских лейтенантов с удивленными лицами, лежащих в пыли, и молодых полковников, идущих в бой с хохотом, увидел стальную фляжку в руках солдата, он увидел очень далеко красное знамя и конный казачий полк, идущий, как темное низкое облако, под этим знаменем, увидел убитых, которые еще продолжали обнимать оружие или врагов, и танцующего русского офицера, видимо только что сошедшего с ума, и генерала, который ел суп из миски, и раскаленные стволы артиллерийских орудий, и парней из боевой дивизии СС, которые сражались без касок, повязав головы красными косынками, и немецкого командующего, который сидел на коне и курил.
Павел Пепперштейн, «Мифогенная любовь каст»
Павел Пепперштейн, «Мифогенная любовь каст»
Прошлые примеры были последовательным перечислением, здесь важной характеристикой поля боя является одновременность всего перечисленного. Внутри списка мы видим одну чётко противопоставленную пару, — лежащих пожилых лейтенантов и идущих молодых полковников, — а также несколько противопоставлений, выраженных менее прямо.
И трёхкратно повторяется «увидел», видимо, чтобы читателю было проще не потеряться в длинном списке.
И трёхкратно повторяется «увидел», видимо, чтобы читателю было проще не потеряться в длинном списке.
До самого утра сотни и тысячи мужчин подымаются и спускаются по этим лестницам. Здесь бывают все: полуразрушенные, слюнявые старцы, ищущие искусственных возбуждений, и мальчики — кадеты и гимназисты — почти дети; бородатые отцы семейств, почтенные столпы общества в золотых очках, и молодожены, и влюбленные женихи, и почтенные профессоры с громкими именами, и воры, и убийцы, и либеральные адвокаты, и строгие блюстители нравственности — педагоги, и передовые писатели — авторы горячих, страстных статей о женском равноправии, и сыщики, и шпионы, и беглые каторжники, и офицеры, и студенты, и социал-демократы, и анархисты, и наемные патриоты; застенчивые и наглые, больные и здоровые, познающие впервые женщину, и старые развратники, истрепанные всеми видами порока; Ясноглазые красавцы и уроды, злобно исковерканные природой, глухонемые, слепые, безносые, с дряблыми, отвислыми телами, с зловонным дыханием, плешивые, трясущиеся, покрытые паразитами — брюхатые, геморроидальные обезьяны.
Александр Куприн, «Яма»
Александр Куприн, «Яма»
Здесь порядок тоже не случаен, внутри большого списка парами и тройками сближены то контрастные, то родственные значения.
Контрастные пары: красавцы/уроды, старцы/дети, сыщики/шпионы, убийцы/адвокаты, застенчивые/наглые, больные/здоровые, девственники/развратники, социал-демократы/анархисты/патриоты.
Родственные: воры и убийцы, шпионы и каторжники, кадеты и гимназисты, молодожены с женихами и отцами семейств, глухонемые-слепые-безносые.
Контрастные пары: красавцы/уроды, старцы/дети, сыщики/шпионы, убийцы/адвокаты, застенчивые/наглые, больные/здоровые, девственники/развратники, социал-демократы/анархисты/патриоты.
Родственные: воры и убийцы, шпионы и каторжники, кадеты и гимназисты, молодожены с женихами и отцами семейств, глухонемые-слепые-безносые.
Гаргантюа играл: в свои козыри, в шашки, в четыре карты, в бабу, в большой шлем, в primus, secundus, в триумф, в ножик, в пикардийку, в ключи, в сто, в чет и нечет, в несчастную, в решетку, в плутни, в камушки, в кто больше десяти, в шары, в Тридцать одно, в башмак, в триста, в сову, в несчастного, в зайчонка, в перевернутую карту, в тирлитантэн, в недовольного, в поросенок, вперед, в ландскнехта, в сороку, в кукушку, в рожки, рожки, в пий-над-жок-фор, в бычка, в марьяж, в совушку-сову...
Франсуа Рабле, «Гаргантюа и Пантагрюэль» (а весь список игр у Рабле раз в пять длиннее)
Франсуа Рабле, «Гаргантюа и Пантагрюэль» (а весь список игр у Рабле раз в пять длиннее)
Идею изобилия, бесчисленности списки передают очень хорошо (и эта книга Рабле как раз про «избыточность»). Можно также вспомнить пародию на рекрутеров.
Собственно, взгляд её не был насмешлив. Я мог бы приписать ему любое свойство. Мог бы назвать его взглядом холодным, взглядом ироническим. Или оценивающим. То был взгляд Джейн, и кому-то другому он мог бы представиться а) дружеским, b) добрым, с) приятно удивленным, d) вызывающим, е) эротичным, f) неприветливым, g) скептическим, h) восхищенным, i) страстным, j) блудливым, k) тупым, l) интеллектуальным, m) презрительным, n) смущенным, о) испуганным, р) неискренним, q) отчаянным, r) скучающим, s) удовлетворенным, t) исполненным надежд, u) вопрошающим, v) стальным, w) выжидательным, х) разочарованным, у) проницательным или z) полным новой жизни.
Стивен Фрай, «Как творить историю»
Стивен Фрай, «Как творить историю»
Здесь — не наличествующие, а возможные варианты («любое свойство»). Длинные списки заигрывают с бесконечностью вариаций, что блестяще выразил Борхес, а за много веков до него, вероятно, Гомер.
Знаете, лучше Путин (он хоть обычно молчит), чем неспящие невротики, ни к селу ни к городу поминающие Путина по абсолютно любому поводу.
Знаете, мир роскошен и загадочен; в нем есть стихи, красивые мужчины, гибкие женщины, чудесная литература, цветы, моря, филе-миньон, малина и сливки, золото и серебро, жабы и попугаи, смех, и дождь, и долгие, очищающие слезы, и грибные дожди, и сточные ямы, и кошки-собаки-птицы-хамелеоны, и добрые бабушки, и наивные маленькие девочки, и вино, и растение хоста с лиловыми цветами, и браслеты, и египетский жасмин, и необъяснимая любовь к невозможным совершенно объектам, и белые пыльные дороги; и черные замшевые туфли на высоком каблуке; чего только в мире нет.
Так нет, блять: о чем ни напишешь - вылезает какой-то нелеченый невротик, который считает своим долгом обгадить любую мысль, любое движение души упоминанием никому не нужного и неинтересного путина какого-то; да обнимитесь вы с ним оба покрепче и сгиньте вместе; воспламенитесь огненным шаром и рассыпьтесь золой; уйдите с моей жизненной, короткой, единственной дороги.
Татьяна Толстая
Знаете, мир роскошен и загадочен; в нем есть стихи, красивые мужчины, гибкие женщины, чудесная литература, цветы, моря, филе-миньон, малина и сливки, золото и серебро, жабы и попугаи, смех, и дождь, и долгие, очищающие слезы, и грибные дожди, и сточные ямы, и кошки-собаки-птицы-хамелеоны, и добрые бабушки, и наивные маленькие девочки, и вино, и растение хоста с лиловыми цветами, и браслеты, и египетский жасмин, и необъяснимая любовь к невозможным совершенно объектам, и белые пыльные дороги; и черные замшевые туфли на высоком каблуке; чего только в мире нет.
Так нет, блять: о чем ни напишешь - вылезает какой-то нелеченый невротик, который считает своим долгом обгадить любую мысль, любое движение души упоминанием никому не нужного и неинтересного путина какого-то; да обнимитесь вы с ним оба покрепче и сгиньте вместе; воспламенитесь огненным шаром и рассыпьтесь золой; уйдите с моей жизненной, короткой, единственной дороги.
Татьяна Толстая
Интересный пример аргументации: «плохой» единице противопоставлено многообразие всего хорошего (оно документально, но и и фантазии требует). Внутри много пар-эпитетов и просто пар (малина и сливки, золото и серебро, жабы и попугаи; три пары подряд!). Финал тоже построен на двойках и тройках: «да обнимитесь и сгиньте / воспламенитесь и рассыпьтесь / уйдите с жизненной, короткой, единственной дороги».
Для сравнения — более монотонная аргументация через синонимы:
Для сравнения — более монотонная аргументация через синонимы:
В информационно-насыщенном мире мы благоденствуем из-за наших изумительных способностей выбирать, редактировать, выделять, структурировать, подчеркивать, группировать, сопрягать, состыковывать, согласовывать, синтезировать, фокусировать, организовывать, сгущать, сокращать, сводить, выбирать, категоризовать, каталогизировать, классифицировать, перечислять, абстрагироваться, сканировать, изучать, идеализировать, изолировать, различать, разграничивать, отсеивать, навешивать ярлыки, вытаскивать, сортировать, объединять, совмещать, смешивать, проверять, фильтровать, сваливать в кучу, пропускать, выравнивать, нарезать, усреднять, аппроксимировать, кластеризовать, конспектировать, суммировать, перечислять, рецензировать, углубляться, проглядывать, пролистывать, просматривать, пялиться, пробегаться по верхам, уточнять, перечислять, подбирать, подводить итоги, отделять зерна от плевел и агнцев от козлищ.
Эдвард Тафти, «Представление информации»
Эдвард Тафти, «Представление информации»
(угодил в лапы karma police: сначала рассказал вам, как прекрасна синонимия, а потом вот это↑ переводить пришлось!)
Труслейка, Сара, Папузы, Старое Тимошкино, Большой Чирклей, Троицкий Сунгур, Красный Гуляй, Дмитриево-Помряскино, — помощник губернатора Татьяна Сергеева перечисляет населенные пункты, в которых после появления там агитпоезда неминуемо случится демографический взрыв.
Дмитрий Соколов-Митрич, «Реальный репортер»
Дмитрий Соколов-Митрич, «Реальный репортер»
Ряд смешных имён или топонимов, когда вы можете его использовать, — ценное имущество.
Экспрессивности достигают не только подбором слов и восклицательными знаками. Писатель Селин однажды решил добавить к непристойностям окказионализмы и сгенерировал вот такой забавный список:
Экспрессивности достигают не только подбором слов и восклицательными знаками. Писатель Селин однажды решил добавить к непристойностям окказионализмы и сгенерировал вот такой забавный список:
К черту! К дьяволу! Чтоб им сдохнуть! Чертово отродье! 487 миллионов! Козлокозаки долбанутые! Quid? Quid? Quod? Сифилиславия паршивая! Quid? От заславяненной Балтики до Чернобелого моря? Quam? Гады балканые! Псы поганые! Похаблёбка огуречная! Зануды! Отрыжки! Дерьмоглоты! Чхал я на вас! Огромную кучу! Достали! Тыкваква! Бурдаки? Кишмя кишат! Волгарончики! Монголявки! Татароны! Расстахановцы! Жоподовичи! Четыреста тысяч мирьяметров верст сраноклятой степи, сплошь ништяк заполошник! Сукозлы! Везувня! Потопень! Сморчки маргавённые! Чтоб вам в очко вонючее царибнуться! Усталин Воровшилов! Сверхпланки недоделанные! Транссиберия!
Луи-Фердинанд Селин, «Безделицы для погрома»
Луи-Фердинанд Селин, «Безделицы для погрома»
Получилось то самое неоднородное «нагромождение», о котором говорил Умберто Эко. Любопытно. И показывает, что перечисление не обязано умещаться в одну фразу, чтобы выглядеть эффектно. В следующем отрывке у нас есть абзац перечисления пропозиций многими фразами (первый), перечисления в одной фразе (третий), а между ними — абзац с заклинающими повторами «пишите, пишите...» (про повторы — наша следующая глава).
Окей. Ваши дети забрались в коробку с хлопьями. У вас на счету остался доллар с четвертью. Ваш муж не может найти свои ботинки, машина не заводится, и вы знаете, что вся ваша жизнь – сплошные несбывшиеся мечты. Планете грозит ядерный холокост, в Южной Африке апартеид, на улице минус тридцать, в носу у вас свербит, а на кухне нет даже трех одинаковых тарелок, чтобы подать обед. У вас отекли ноги, вам нужно записаться к стоматологу, выгулять собаку, разморозить курицу и позвонить кузине в Бостон, вы переживаете из-за глаукомы вашей матери, вы забыли вставить пленку в фотоаппарат, в супермаркете распродажа белого тунца, вы ждете, что вам позвонят и предложат работу, вы только что купили компьютер, и вам нужно его распаковать. Вам нужно начать есть пророщенное зерно и прекратить питаться пончиками, вы потеряли любимую ручку, а кошка осквернила вашу тетрадь.
Возьмите другую тетрадь, выберите другую ручку и пишите, пишите, просто пишите. Сделайте один позитивный шаг в центре этого безумного мира. Совершите акт определенности посреди хаоса. Просто пишите. Скажите «да», живите, бодрствуйте. Просто пишите. Просто пишите. Просто пишите.
В конце концов, в мире нет совершенства. Если вы хотите писать, значит, нужно все бросить и писать. Не бывает идеальной атмосферы, тетради, ручки или стола, так что учитесь приспосабливаться. Пробуйте писать в разных ситуациях и разных местах – в поездах, в автобусах, за кухонным столом, в одиночестве в лесу, прислонившись к дереву, у ручья, опустив ноги в воду, в пустыне, сидя на скале, на тротуаре перед вашим домом, на крыльце, на скамейке, на заднем сиденье машины, в библиотеке, за стойкой в кафе, в парке, в агентстве по найму, в приемной у стоматолога, в баре, в аэропорту, в Техасе, в Канзасе или Гватемале, прихлебывая колу, куря сигарету, поедая бутерброд с беконом, салатом и помидором.
Натали Голдберг, «Человек, который съел машину»
Возьмите другую тетрадь, выберите другую ручку и пишите, пишите, просто пишите. Сделайте один позитивный шаг в центре этого безумного мира. Совершите акт определенности посреди хаоса. Просто пишите. Скажите «да», живите, бодрствуйте. Просто пишите. Просто пишите. Просто пишите.
В конце концов, в мире нет совершенства. Если вы хотите писать, значит, нужно все бросить и писать. Не бывает идеальной атмосферы, тетради, ручки или стола, так что учитесь приспосабливаться. Пробуйте писать в разных ситуациях и разных местах – в поездах, в автобусах, за кухонным столом, в одиночестве в лесу, прислонившись к дереву, у ручья, опустив ноги в воду, в пустыне, сидя на скале, на тротуаре перед вашим домом, на крыльце, на скамейке, на заднем сиденье машины, в библиотеке, за стойкой в кафе, в парке, в агентстве по найму, в приемной у стоматолога, в баре, в аэропорту, в Техасе, в Канзасе или Гватемале, прихлебывая колу, куря сигарету, поедая бутерброд с беконом, салатом и помидором.
Натали Голдберг, «Человек, который съел машину»
Если списки вас чаруют, почитайте четвёртую главу «Откровений молодого романиста» Эко, у нас же тут, к сожалению, негде разворачивать ни рассуждения о топосе невыразимости, ни десятки других мыслей о перечислениях.
Суммируем: большие списки могут подчеркивать как сложность многосоставного единства, так и раздробленность. Плавные или рваные, монотонные или причудливые, исчерпывающие или указывающие на бесконечность — они всегда привлекают столько внимания, что, наверное, не стоит использовать список больше одного раза за статью. Тогда он останется выделяющейся «единицей».
И не думайте, что количество само по себе обеспечит эффект. Нет, составляющие для хорошего списка надо вдумчиво выбирать, иначе получится какой-то жидкий гришковец, нагромождение малозначимых подробностей.
«Один для силы.
Два для сравнения и контраста.
Три для полноты, цельности, законченности.
Четыре и более для списка, описания, собрания и расширения» ©
Суммируем: большие списки могут подчеркивать как сложность многосоставного единства, так и раздробленность. Плавные или рваные, монотонные или причудливые, исчерпывающие или указывающие на бесконечность — они всегда привлекают столько внимания, что, наверное, не стоит использовать список больше одного раза за статью. Тогда он останется выделяющейся «единицей».
И не думайте, что количество само по себе обеспечит эффект. Нет, составляющие для хорошего списка надо вдумчиво выбирать, иначе получится какой-то жидкий гришковец, нагромождение малозначимых подробностей.
«Один для силы.
Два для сравнения и контраста.
Три для полноты, цельности, законченности.
Четыре и более для списка, описания, собрания и расширения» ©
Упражнения-5
8.5.1. Раз
Найдите в своём тексте подходящий объект или субъект, который можно эффектно описать перечислением. И сделайте такое описание.
8.5.2. Два
Создайте яркую аккумуляцию/ нагромождение не на материале написанного текста. Придумайте, о чем ещё хотите высказаться.
8.5.3. Три
Отыщите в тексте хотя бы три места, где работают «тройки». Если не нашлось — доработайте текст, чтоб тройки появились.
8.5.4. Раз, два, три
Сделайте для своего текста три заголовка. Первый — на базе «единицы», второй с «парой», ну и третий — сами понимаете с чем.
Повторы как приём
«…в той или иной степени в качестве…»
«Успеть как можно больше: посмотреть побольше городов или посетить как можно больше музеев. Как будто…»
За такие внутрифразовые повторы я продолжаю бить по рукам, поскольку они — не более чем следы поспешности и неаккуратности. Тавтологии вроде «спросить вопрос» — другая гадость. Но можно повторять и иначе, со вкусом и фантазией, усиливая смыслы. Или помогая не запутаться (см. недавний отрывок из Пепперштейна выше на странице).
«Успеть как можно больше: посмотреть побольше городов или посетить как можно больше музеев. Как будто…»
За такие внутрифразовые повторы я продолжаю бить по рукам, поскольку они — не более чем следы поспешности и неаккуратности. Тавтологии вроде «спросить вопрос» — другая гадость. Но можно повторять и иначе, со вкусом и фантазией, усиливая смыслы. Или помогая не запутаться (см. недавний отрывок из Пепперштейна выше на странице).
Остыл Колобок, пришло время обеда — а он как заорет на бабку и на деда: «Руки прочь от меня, будет хуже!» Да как заголосит в окошко наружу: «Я маленький, я кругленький, на блюдечке катался — меня бабушка домогалась, меня дедушка домогался! Гражданское общество, хватайте вилы — бейте их, бейте, они педофилы!»
Леонид Каганов
Леонид Каганов
Простой и распространённый вариант — повторами усилены действия.
…дети, умиравшие с криками страха и ужаса... девушки, умиравшие со слезами и всхлипываниями... матери, умершие в попытке заслонить детей своими слабыми телами... Ни слез, ни криков, ни всхлипов, ни криков ужаса, ни мольбы о пощаде.
Януарий Макгауэн
Януарий Макгауэн
Здесь тоже повторяется действие, хоть и в форме причастного оборота. Поскольку текст документальный, это работает как троекратное умножение ужаса.
В пришедшуюся на восьмидесятые страшную эру демонстративного потребления никто не потреблял демонстративнее, чем я.
Стивен Фрай, Пресс-папье
Стивен Фрай, Пресс-папье
Фрай «распаковал» устойчивое выражение, перефразировал его на повторе.
И стали мы жить с Настей, как умели, а уметь мы умели.
Исаак Бабель, «Конармия»
Исаак Бабель, «Конармия»
Редкий случай, когда от простого удвоения слова возникает многозначительность (многозначительность, а не многозначность!): глагол «уметь» обычно сочетается с другим глаголом («уметь что-то»), а тут замкнут сам на себя. Схожую операцию можно провернуть с «любить» или «начинать».
Россия производит впечатление великой страны, но больше ничего не производит.
Василий Мельниченко
Василий Мельниченко
Здесь уже глубокомысленная игра с многозначностью лексемы.
Когда слово повторяется три, четыре и больше раз, это, как и в случае с одним повтором, указывает на важность действия, свойства, явления. За этим может стоять неизбежность, или всеохватность, или частотность, доходящая до назойливости, или вера, надежда, любовь, страх.
Когда слово повторяется три, четыре и больше раз, это, как и в случае с одним повтором, указывает на важность действия, свойства, явления. За этим может стоять неизбежность, или всеохватность, или частотность, доходящая до назойливости, или вера, надежда, любовь, страх.
Страна пела войну, пила войну и дышала войной, до ее начала — полной широкой грудью, после — тяжело и с кровохарканьем.
Денис Горелов, «Родина слоников»
Денис Горелов, «Родина слоников»
Тройной повтор + дуэт «пела-пила». Как минимум трижды повторить слово — приём, называемый геминацией.
И однако ж настал некий день. День, когда власти сочли, что полезность свою еврейский врач несколько пережил и настала его еврейская очередь воссоединиться с его еврейской семьей в их еврейском аду.
Стивен Фрай, «Как творить историю»
Стивен Фрай, «Как творить историю»
Ключевой фактор для времен нацизма — еврейское происхождение — выделен и воспроизведён четырежды.
Так ведь нет: надо еще лишнюю тысячу, а там и еще и еще – всё для Берточки. А у Берточки лошади, у Берточки англичанка, Берточку каждый год возят за границу, у Берточки на сорок тысяч брильянтов – черт их знает, чьи они, эти брильянты?
Александр Куприн, «Яма»
Александр Куприн, «Яма»
«Берточка то, Берточка сё…». Пятикратность очень хорошо передаёт раздражение говорящего.
Вряд ли можно винить юношу, выросшего в Кембридже, за то, что он изображает из себя классового воителя. Представьте, что вас всю жизнь окружали одни только длинновласые фабианцы да интеллектуалы в бейсболках — с их деньгами, и румяными лицами, и деньгами, и долговязостью, и деньгами, и приятной наружностью, и деньгами, и книгами, и деньгами, и деньгами. Дрочилы.
Стивен Фрай, «Как творить историю»
Стивен Фрай, «Как творить историю»
Лютой ненавистью я ненавижу салат «Мимоза». Нельзя сказать, чтобы он был невкусным, – нет, почему, вполне съедобная, в меру вредная пищевая глина, пародия на селедку под шубой. Ненавижу я его по соображениям эстетическим и идеологическим; я через него всю эту среднебрежневскую эпоху ненавижу, перемежающуюся хромоту застоя, постоянную, не дающую ни на минуту забыться нехватку всего необходимого для жизни: билетов, мяса без костей, книг, лекарств, книг, кранов-смесителей и каких-то болтов и прокладок к ним, книг, детских игрушек, гречки, купальников, книг из серии «Библиотека поэта», батареек нужного размера, мест в гостинице, лосося в собственном соку, книг из серии «Литературные памятники», кофе, питьевого чая (непитьевой был в продаже всегда), книг, стирального порошка, дрожжей, книг, оправ для очков, сапог, книг.
Татьяна Толстая, «Желтые цветы»
Татьяна Толстая, «Желтые цветы»
Шесть / восемь упоминаний, асимметричность которых мне очень нравится. Они разбросаны по спискам, но не как попало: Фрай в конце повторяет дважды подряд, а у Толстой в середине ряда есть и особые разновидности книг, плюс в начале идет цепочка повторов «ненавистью-ненавижу-ненавижу-ненавижу».
Наращивая число повторов дальше, мы получим уже формальные штуки типа этой или сорокинской деконструкции: «Я тоже учёный я побольше вашего видал вы и лопату то сроду в руке не держали а туда же учить нас. А нас учить нечего мы сами кого хочете научим. Мы жизнь то не по книгам не по пробиркам хуиркам знаем мы вон всю войну прошли а туда же. Учить нас. Учить нас дорогой не надо не вы нас учить права имеете. Мы вас поучим ещё как жить то а не то».
Или такой.
Наращивая число повторов дальше, мы получим уже формальные штуки типа этой или сорокинской деконструкции: «Я тоже учёный я побольше вашего видал вы и лопату то сроду в руке не держали а туда же учить нас. А нас учить нечего мы сами кого хочете научим. Мы жизнь то не по книгам не по пробиркам хуиркам знаем мы вон всю войну прошли а туда же. Учить нас. Учить нас дорогой не надо не вы нас учить права имеете. Мы вас поучим ещё как жить то а не то».
Или такой.
Да, это уже повторы за пределами одной фразы, они ещё дольше задерживают внимание на «важном». Либо подчеркивают абсурдность.
А над городом подымалось солнце, всегда прекрасное, всегда необыкновенное. Над землею, над городом, проходили весны, осени и зимы, всегда прекрасные, всегда необыкновенные.
Борис Пильняк, «Голый год»
Борис Пильняк, «Голый год»
И снова: единица и пара (первая фраза), пара — тройка — пара (вторая фраза).
Полиптотон — повтор слова в разных грамматических формах. «Выборы выборам рознь».
Хиазм — крестообразное повторение. «Вещи для человека, а не человек для вещей».
Полиптотон — повтор слова в разных грамматических формах. «Выборы выборам рознь».
Хиазм — крестообразное повторение. «Вещи для человека, а не человек для вещей».
Cумасшедший — тот же писатель, Бэт, только не он высказывается через образы, а образы высказываются через него.
Дэвид Митчелл, «Литературный призрак»
Дэвид Митчелл, «Литературный призрак»
Использовать повторы сравнительно просто: находите в своих пропозициях-мыслях ключевые элементы, дублируете слова, экспериментируете, пытаясь усилить сказанное. В случаях с многозначностью, хиазмом, «мы умели уметь» или перепаковкой устойчивых выражений понадобится чуть больше внимательности и фантазии.
Упражнения-6
8.6.1. Аналитика
Используя треугольник Фреге, проанализируйте (письменно) повтор в моей фразе из урока
«Я раз за разом использую слово «смысл», так что есть смысл разобраться, что же такое «смысл».
«Я раз за разом использую слово «смысл», так что есть смысл разобраться, что же такое «смысл».
8.6.2. Опять и снова
Вставьте в текст два как минимум четырехкратных повтора (по одному в двух разных предложениях), так, чтобы подчеркнуть-усилить смыслы.
8.6.3. Расшить штампы
Выберите три любых устойчивых выражения и творчески переделайте их в рамках повтора (а-ля Фрай и его демонстративное потребление). «В период эффективного менеджмента я отчаянно старался быть как можно более неэффективным менеджером».
8.6.4. Новый трюк
Вставьте в текст хиазм или повтор, обыгрывающий многозначность слова («производит впечатление великой страны, но больше ничего не производит»).
Чему учат стихи. Ритм и метр
Написанное должно быть удобочитаемо и удобопроизносимо, что одно и то же.
Аристотель
Эксперимент!
Произнесите вслух «метр и ритм».
Произнесите вслух «ритм и метр».
Что звучит хуже? Как вы эту разницу объясните?
…
Ритм текста — сложная тема, многие пытались её объяснять, немногие преуспели. Не могу сказать, что исчерпывающе в ней разобрался, поэтому изложу лишь необходимые азы.
Ритм и «метр» — не одно и то же. Разные метры — разные схемы расположения в строке ударных и безударных слогов. Но ударения не появились «из ниоткуда», они — производные от ритма, с которым мы говорим. Тот или иной метр порождается одной из ритмических формул.
Представьте, что ударные («сильные») гласные расположены в пространстве выше, чем безударные («слабые»). Ритмическая формула — это траектория движения вперёд по фразе, с подъёмами на ударных и спусками на безударных.
Произнесите вслух «метр и ритм».
Произнесите вслух «ритм и метр».
Что звучит хуже? Как вы эту разницу объясните?
…
Ритм текста — сложная тема, многие пытались её объяснять, немногие преуспели. Не могу сказать, что исчерпывающе в ней разобрался, поэтому изложу лишь необходимые азы.
Ритм и «метр» — не одно и то же. Разные метры — разные схемы расположения в строке ударных и безударных слогов. Но ударения не появились «из ниоткуда», они — производные от ритма, с которым мы говорим. Тот или иной метр порождается одной из ритмических формул.
Представьте, что ударные («сильные») гласные расположены в пространстве выше, чем безударные («слабые»). Ритмическая формула — это траектория движения вперёд по фразе, с подъёмами на ударных и спусками на безударных.
Всякое движение имеет свойство усиливаться и ослабевать. Различные формы этого усиления и ослабления сводятся к тому, что усиление наступает через определенные промежутки и вся кривая интенсив носит характер усиливающейся или ослабевающей — в зависимости от того, с какого момента начинается движение, со слабого или с усиленного.
Все это возможное многообразие в силлабическом стихе сводится к нескольким элементарным формам: либо мы имеем кривую с усилением через один слог, либо через два. Либо мы имеем слоговой ряд, начинающийся с слабого слога, либо с сильного. В результате мы имеем пять форм стихотворной силлабической кривой; эти формы принято по аналогии с греческим стихосложением именовать: ямб, хорей, дактиль, анапест и амфибрахий.
Осип Брик, «Ритм и синтаксис»
Все это возможное многообразие в силлабическом стихе сводится к нескольким элементарным формам: либо мы имеем кривую с усилением через один слог, либо через два. Либо мы имеем слоговой ряд, начинающийся с слабого слога, либо с сильного. В результате мы имеем пять форм стихотворной силлабической кривой; эти формы принято по аналогии с греческим стихосложением именовать: ямб, хорей, дактиль, анапест и амфибрахий.
Осип Брик, «Ритм и синтаксис»
Пять форм — это и есть пять наших базовых «метров».
Хорей: ударение на каждый первый слог, ударное начало.
Ветер, ветер! Ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч.
Ямб: ударение на каждый второй слог, безударное начало.
Мой дядя самых честных правил…
Дактиль: начинается с ударного слога, за ним следуют два безударных.
Тучки небесные, вечные странники…
Амфибрахий: безударно-ударно-безударно.
Из строгого, стройного храма
Ты вышла на визг площадей…
Анапест, анапест, анапест —
Вот так амфибрахий звучит.
Анапест: безударно-безударно-ударно.
Изнемог он от дальней дороги
И прилёг под межой отдохнуть…
Удобные примеры, где растягивается длина строки. Почитайте и убедитесь, что слышите ритмическую разницу.
Метры обладают присущим им значением — …
Хорей: ударение на каждый первый слог, ударное начало.
Ветер, ветер! Ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч.
Ямб: ударение на каждый второй слог, безударное начало.
Мой дядя самых честных правил…
Дактиль: начинается с ударного слога, за ним следуют два безударных.
Тучки небесные, вечные странники…
Амфибрахий: безударно-ударно-безударно.
Из строгого, стройного храма
Ты вышла на визг площадей…
Вот так амфибрахий звучит.
Анапест: безударно-безударно-ударно.
Изнемог он от дальней дороги
И прилёг под межой отдохнуть…
Удобные примеры, где растягивается длина строки. Почитайте и убедитесь, что слышите ритмическую разницу.
Метры обладают присущим им значением — …
Гумилев [1991, Ш, 31–32] в статье «[Переводы стихотворные]» (1919) пишет: «У каждого метра есть своя душа, свои особенности и задачи: ямб, как бы спускающийся по ступеням (ударяемый слог по тону ниже неударяемого), свободен, ясен, тверд и прекрасно передает человеческую речь, напряженность человеческой воли. Хорей, поднимающийся, окрыленный, всегда взволнован и то растроган, то смешлив, его область — пение. Дактиль, опираясь на первый ударяемый слог и качая два неударяемые как пальма свою верхушку, мощен, торжественен, говорит о стихиях в их покое, о деяниях богов и героев. Анапест, его противоположность, стремителен, порывист, это стихии в движенье, напряженье нечеловеческой страсти. И амфибрахий, их синтез, баюкающий и прозрачный, говорит о покое божественно легкого и мудрого бытия».
Мы видим: движение звука в метрической стопе здесь прямолинейно уподобляется некоторому душевному движению; любопытно, что ямб с хореем противопоставляются, с одной точки зрения, как восходящий и нисходящий размеры, с другой — наоборот. Импрессионистические оценки такого рода по самому характеру своему не выдерживают критики: для любого метра могут быть представлены несчетные примеры, противоречащие объявленной характеристике.
Михаил Гаспаров, «Метр и смысл»
Мы видим: движение звука в метрической стопе здесь прямолинейно уподобляется некоторому душевному движению; любопытно, что ямб с хореем противопоставляются, с одной точки зрения, как восходящий и нисходящий размеры, с другой — наоборот. Импрессионистические оценки такого рода по самому характеру своему не выдерживают критики: для любого метра могут быть представлены несчетные примеры, противоречащие объявленной характеристике.
Михаил Гаспаров, «Метр и смысл»
… точнее, многие заявляли, что такое значение существует, но его нет. :)
Итак, ритм — чередующиеся ослабления и усиления через разные промежутки? Почти так. Более точно: это наше восприятие ослаблений и усилений. Читатель не «находит» ритм, он соучаствует в его создании, когда читает. Нет «слуха» — нет и ритма. Это менее очевидно для стихов (где метры и рифмы слишком уж очевидны), но мы-то пишем прозу.
Ритм порождает метр, и даже когда метра нет, фразы могут быть ритмичными (просто по другим ритмическим формулам, не-метрическим). Толпа экспертов, в том числе Аристотель, едина во мнении: метрическая проза — плохая проза, притом совсем отбрасывать ритм ей тоже не следует.
В чём проблема с прозой, которая метрична а-ля стихи? Она предсказуема, она ненатуральна. Читатель поневоле замечает, как выпячивается форма, и это отвлекает его от содержания, убивает «погружение». Текст говорит: «я не настоящее, я текст».
«Точный метр в прозе есть преступление» (Евгений Замятин).
Прочтите вслух:
Итак, ритм — чередующиеся ослабления и усиления через разные промежутки? Почти так. Более точно: это наше восприятие ослаблений и усилений. Читатель не «находит» ритм, он соучаствует в его создании, когда читает. Нет «слуха» — нет и ритма. Это менее очевидно для стихов (где метры и рифмы слишком уж очевидны), но мы-то пишем прозу.
Ритм порождает метр, и даже когда метра нет, фразы могут быть ритмичными (просто по другим ритмическим формулам, не-метрическим). Толпа экспертов, в том числе Аристотель, едина во мнении: метрическая проза — плохая проза, притом совсем отбрасывать ритм ей тоже не следует.
В чём проблема с прозой, которая метрична а-ля стихи? Она предсказуема, она ненатуральна. Читатель поневоле замечает, как выпячивается форма, и это отвлекает его от содержания, убивает «погружение». Текст говорит: «я не настоящее, я текст».
«Точный метр в прозе есть преступление» (Евгений Замятин).
Прочтите вслух:
Со стола поднялась холодная длинноногая бронза; ламповый абажур не сверкал фиолетово-розовым тоном, расписанным тонко: секрет этой краски девятнадцатый век потерял; стекло потемнело от времени; тонкая роспись потемнела от времени тоже. Золотые трюмо в оконных простенках отовсюду глотали гостиную зеленоватыми поверхностями зеркал; и вон то — увенчивал крылышком золотощекий амурчик; и вон там — золотого венка и лавры, и розаны прободали тяжелые пламена факелов. Меж трюмо отовсюду поблескивал перламутровый столик.
Аполлон Аполлонович распахнул быстро дверь, опираясь рукой на хрустальную, граненую ручку; по блистающим плитам паркетиков застучал его шаг; отовсюду бросились горки фарфоровых безделушечек; безделушечки эти вывезли они из Венеции, он и Анна Петровна, тому назад — тридцать лет. Воспоминания о туманной лагуне, гондоле и арии, рыдающей в отдалении, промелькнули некстати так в сенаторской голове... Тотчас же глаза перевел на рояль он. С желтой лаковой крышки там разблистались листики бронзовой инкрустации; и опять (докучная память!) Аполлон Аполлонович вспомнил...
Андрей Белый, «Петербург»
Аполлон Аполлонович распахнул быстро дверь, опираясь рукой на хрустальную, граненую ручку; по блистающим плитам паркетиков застучал его шаг; отовсюду бросились горки фарфоровых безделушечек; безделушечки эти вывезли они из Венеции, он и Анна Петровна, тому назад — тридцать лет. Воспоминания о туманной лагуне, гондоле и арии, рыдающей в отдалении, промелькнули некстати так в сенаторской голове... Тотчас же глаза перевел на рояль он. С желтой лаковой крышки там разблистались листики бронзовой инкрустации; и опять (докучная память!) Аполлон Аполлонович вспомнил...
Андрей Белый, «Петербург»
Очень искусственно. Кукольный театр. В наше, конечно, время — а когда-то было «находкой».
Практический вывод отсюда ясен: с тщательностью, с какой версификатор следит за правильностью метра, прозаик должен следить за тем, чтобы не было правильного метра. Не говоря уже о том, что правильный метр недопустим в целом произведении или в целых абзацах произведения нельзя допускать метра и в частях абзаца, в целых предложениях. Особенно это правило относится к тем случаям, когда в прозе появляются метры, легко уловимые ухом.
Евгений Замятин
«Техника художественной прозы»
«Метры, легко уловимые ухом» — дактиль, но краткий, покрывающий лишь часть фразы. Поэтому не режет слуха.
Важно: ритм влияет на «скорость» фраз не меньше, чем их размер или содержание.
Важно: ритм влияет на «скорость» фраз не меньше, чем их размер или содержание.
На благозвучие речи оказывает влияние чередование ударных и безударных слогов и связанное с этим преобладание в тексте коротких или длинных слов. Речь благозвучна, если многосложные слова чередуются с короткими. В этом случае ударные слоги располагаются не подряд и не слишком далеко друг от друга.
Для русского языка средняя длина слова — три слога. Это не значит, конечно, что следует отбирать только трехсложные слова, но чувство меры должно подсказывать автору такое сочетание слов, при котором сохраняется свойственное языку чередование ударных и безударных слогов и естественная расстановка межсловесных пауз.
Если же ударения оказываются в нескольких словах подряд, то произнесение подобной фразы напоминает барабанный бой (Сад был пуст, стар, гол, он был забыт). Стечение в речи коротких слов делает фразу «рубленой», нарушая благозвучие. Впрочем, нанизывание односложных слов обыгрывают поэты в юмористических стихах. Например:
Жизнь жука
(Роман в стихах)
"Глава первая.
Жил-был жук. Жук был мал. Он грыз бук. Пил. Ел, спал. Бук был тверд - жук был горд: он грыз год, он грыз ход.
Глава вторая.
Жил-был дрозд. Дрозд был мал. Дрозд был прост: пил, ел, спал. Скок да скок, тук да тук… Вдруг глядь вбок: луг, там - бук.
Глава третья.
Жук был горд жук стер пот: он, как торт съел свой ход. И, пыль сдув, лег спать… Вдруг в ход влез клюв - жил-был жук.
(М. Яснов // ЛГ.)
Если же ударные слоги слишком удалены друг от друга, что происходит в том случае, если слова непомерно длинны, то речь становится монотонной, вялой (Свидетельства поименованных авансодержателей запротоколированы).
Ирина Голуб, «Стилистика русского языка».
Для русского языка средняя длина слова — три слога. Это не значит, конечно, что следует отбирать только трехсложные слова, но чувство меры должно подсказывать автору такое сочетание слов, при котором сохраняется свойственное языку чередование ударных и безударных слогов и естественная расстановка межсловесных пауз.
Если же ударения оказываются в нескольких словах подряд, то произнесение подобной фразы напоминает барабанный бой (Сад был пуст, стар, гол, он был забыт). Стечение в речи коротких слов делает фразу «рубленой», нарушая благозвучие. Впрочем, нанизывание односложных слов обыгрывают поэты в юмористических стихах. Например:
Жизнь жука
(Роман в стихах)
"Глава первая.
Жил-был жук. Жук был мал. Он грыз бук. Пил. Ел, спал. Бук был тверд - жук был горд: он грыз год, он грыз ход.
Глава вторая.
Жил-был дрозд. Дрозд был мал. Дрозд был прост: пил, ел, спал. Скок да скок, тук да тук… Вдруг глядь вбок: луг, там - бук.
Глава третья.
Жук был горд жук стер пот: он, как торт съел свой ход. И, пыль сдув, лег спать… Вдруг в ход влез клюв - жил-был жук.
(М. Яснов // ЛГ.)
Если же ударные слоги слишком удалены друг от друга, что происходит в том случае, если слова непомерно длинны, то речь становится монотонной, вялой (Свидетельства поименованных авансодержателей запротоколированы).
Ирина Голуб, «Стилистика русского языка».
Если мы прозу будем читать ритмически, под какой-то невидимый метроном, то мы встретимся с тем же явлением, какое имеем при чтении стихов, построенных тонически, то есть переменным числом слогов и с постоянным числом ударений в каждой строке: а именно там, где больше слогов между двумя соседними ударениями, мы будем читать быстрее, а где меньше — мы будем читать медленнее. То есть у нас будут в чтении, в ритме — замедления и ускорения. Ясно, что замедление получится, когда между ударениями поставлено мало неударяемых слогов, и наоборот — ускорение, когда между ударениями много неударяемых слогов.
В правильно (в ритмическом отношении) построенной прозе — мы найдем чередование ускорений и замедлений. Причем ускорения и замедления особенно резко бросающиеся в глаза — всегда бывают мотивированы, то есть имеют связь с изображаемым настроением или действием.
Евгений Замятин, «Техника художественной прозы»
В правильно (в ритмическом отношении) построенной прозе — мы найдем чередование ускорений и замедлений. Причем ускорения и замедления особенно резко бросающиеся в глаза — всегда бывают мотивированы, то есть имеют связь с изображаемым настроением или действием.
Евгений Замятин, «Техника художественной прозы»
«Жук был горд, жук стёр пот» — более быстрая фраза, чем «Метры, легко уловимые ухом».
И снова вспомним про длины предложений, которые надо варьировать, чтобы избежать монотонности.
И снова вспомним про длины предложений, которые надо варьировать, чтобы избежать монотонности.
Итак, подытожим — что делаем, чтобы улучшить ритмическое благозвучие?
1. Чередуем в тексте предложения разной длины.
2. Чередуем в предложении слова разной длины.
3. Проверяем, есть ли места, где ударные слоги слишком близки или слишком отдалены друг от друга.
4. Если обнаруживаем случайные длинные метрические отрезки — ломаем метр.
5. Бонус: находим и убираем случайные рифмы, они кроме неуместного комического эффекта ничего не дадут.
Всё это проще сделать, если читать черновик вслух.
1. Чередуем в тексте предложения разной длины.
2. Чередуем в предложении слова разной длины.
3. Проверяем, есть ли места, где ударные слоги слишком близки или слишком отдалены друг от друга.
4. Если обнаруживаем случайные длинные метрические отрезки — ломаем метр.
5. Бонус: находим и убираем случайные рифмы, они кроме неуместного комического эффекта ничего не дадут.
Всё это проще сделать, если читать черновик вслух.
В этом процессе нет ничего мистического. Ваш слух засечет проблемы или громоздкость, а то и предупредит, что в предложение нужно добавить больше информации, поскольку части, звучащие неуклюже или ухабисто, почти всегда звучат плохо из-за того, что логику фразы нужно улучшить.
<...>
Наши глаза многое прощают и часто игнорируют эти проблемы, но наши уши почти никогда не подводят, сигналя, что во фразе что-то нужно исправить, — даже если проблему не так-то просто охарактеризовать.
<...>
Наши глаза многое прощают и часто игнорируют эти проблемы, но наши уши почти никогда не подводят, сигналя, что во фразе что-то нужно исправить, — даже если проблему не так-то просто охарактеризовать.
Брукс Лэндон
«Выстраивая отличные предложения»
Так читайте же вслух!
Мы можем немного подправить или прояснить ритм знаками препинания.
Мы можем немного подправить или прояснить ритм знаками препинания.
Чтобы помочь читателю, мы расставляем знаки препинания по двум причинам:
-задать ритм чтения;
-разделить слова, фразы и идеи и дать каждому заслуженное место.
Ваша пунктуация приобретет смысл, когда вы будете держать в голове ритм и пространство.
Представьте длинное, длинное, красиво написанное предложение без знаков препинания, кроме точки в конце. Такое предложение — это длинная прямая дорога со знаком «стоп» в конце пути. Точка — это знак «стоп». Теперь представьте изогнутую дорогу со множеством знаков остановки. На письме — это абзац текста со множеством точек. Эффект — замедление ритма статьи. Такой шаг может быть необходим автору в стратегических целях: добиться ясности, передать эмоции и создать напряженность.
Если точка — это «стоп», то какое движение определяют другие знаки препинания? Запятая — сигнал к продолжению движения, но с осторожностью; точка с запятой — «лежачий полицейский»; заключение в скобки — дорожное заграждение; двоеточие — предваряет перекресток; тире — ветка дерева на дороге.
Запятая — это один из самых многогранных знаков препинания и в наибольшей степени ассоциируется с голосом автора. Правильно поставленная запятая указывает, где бы автор сделал паузу, если бы он читал текст вслух.
Рой Питер Кларк, «50 приемов письма» (прочитайте всю главу)
-задать ритм чтения;
-разделить слова, фразы и идеи и дать каждому заслуженное место.
Ваша пунктуация приобретет смысл, когда вы будете держать в голове ритм и пространство.
Представьте длинное, длинное, красиво написанное предложение без знаков препинания, кроме точки в конце. Такое предложение — это длинная прямая дорога со знаком «стоп» в конце пути. Точка — это знак «стоп». Теперь представьте изогнутую дорогу со множеством знаков остановки. На письме — это абзац текста со множеством точек. Эффект — замедление ритма статьи. Такой шаг может быть необходим автору в стратегических целях: добиться ясности, передать эмоции и создать напряженность.
Если точка — это «стоп», то какое движение определяют другие знаки препинания? Запятая — сигнал к продолжению движения, но с осторожностью; точка с запятой — «лежачий полицейский»; заключение в скобки — дорожное заграждение; двоеточие — предваряет перекресток; тире — ветка дерева на дороге.
Запятая — это один из самых многогранных знаков препинания и в наибольшей степени ассоциируется с голосом автора. Правильно поставленная запятая указывает, где бы автор сделал паузу, если бы он читал текст вслух.
Рой Питер Кларк, «50 приемов письма» (прочитайте всю главу)
Можно было бы затронуть и тему русских интонационных конструкций, но, это, наверное излишество уже. Вперёд, к упражнениям и тревожному ожиданию Урока #3!
Упражнения-7
8.7.1. Диктофон-спаситель
Сделайте копию текста, включите диктофон и прочтите написанное вслух. Отметьте в копии все те места, где голос «спотыкался». Обдумайте, почему (размышления можно не записывать).
8.7.2. Верлибро-кадабра
Переделайте небольшой отрезок текста (2-3 строки) в метрический размер. Насладитесь его звучанием, потом сломайте метр в нескольких местах и оцените, насколько благозвучно получилось.
8.7.3. Тотальная гармонизация
Поэкспериментируйте с длиной предложений (короткое/длинное/среднее) так, чтобы максимально разнообразить ритмический рисунок. Пусть не будет двух соседних предложений одной размерной категории.
8.7.4. Снова вдвоём
Запишите на диктофон и ваше прочтение текста напарника. Обменяйтесь файлами, прослушайте, сравните по своему тексту — есть ли у вас ощущения несогласия, «тут же не так надо читать»?
Ещё риторики? :)
В этой главе мы быстро познакомимся с риторическими фигурами, которые до сих пор не были упомянуты.
А были упомянуты: хиазм, градация/ретардация (называются также климаксом и антиклимаксом), амплификация, инверсия, в том числе гипербатонная, геминация, полиптотон, тавтология. Потом к ним присоединились параллелизм, антитеза, анафора и изоколон.
И когда кажется, что рекорд по странности названия уже поставлен, появляется анадиплосис.
А были упомянуты: хиазм, градация/ретардация (называются также климаксом и антиклимаксом), амплификация, инверсия, в том числе гипербатонная, геминация, полиптотон, тавтология. Потом к ним присоединились параллелизм, антитеза, анафора и изоколон.
И когда кажется, что рекорд по странности названия уже поставлен, появляется анадиплосис.
Вот так в моем представлении должен выглядеть анадиплосис, хотя вообще-то на картинке диплодок.
А анадиплосис — повторение одного или нескольких слов, завершающих отрезок речи, в начале следующего отрезка речи.
А анадиплосис — повторение одного или нескольких слов, завершающих отрезок речи, в начале следующего отрезка речи.
Будучи американцем, он в то же самое время был и человеком, а если он был человеком, то рано или поздно он должен был влюбиться, что и сделал он однажды. Влюбился он в одну прекрасную американку, влюбился до безумия, как артист, влюбился до того, что однажды вместо aquae distillatae прописал argentum nitricum, — влюбился, предложил руку и женился.
Антон Чехов, «Жёны артистов»
Антон Чехов, «Жёны артистов»
Кажется, динозавр анафорического параллелизма теперь преследует нас. Давайте, что ли, переключимся с фигур прибавления на фигуры убавления.
Например, парцелляция, приём, разбивающий точками одно связное предложение на несколько, чтобы смысловые ударения появлялись чаще (или по другим причинам).
Например, парцелляция, приём, разбивающий точками одно связное предложение на несколько, чтобы смысловые ударения появлялись чаще (или по другим причинам).
Мне. Нужен. Отдых.
В экономике переживаний работают профессионалы — они по мере сил изобретают праздники. Общество изобретает себя само, и на переднем крае этой работы стоит тамада. Великий человек. Король свадьбы. Гений корпоративки.
Евгения Пищикова, «Пятиэтажная Россия»
Евгения Пищикова, «Пятиэтажная Россия»
Сравните: Общество изобретает себя само, и на переднем крае этой работы стоит тамада, великий человек, король свадьбы, гений корпоративки.
Как злоупотребляют парцелляцией, вы уже видели. Не надо так!
Мы часто используем и фигуру эллипсиса, «пропуска». Слова-значения, которые можно восстановить по контексту, пропускаются.
Как злоупотребляют парцелляцией, вы уже видели. Не надо так!
Мы часто используем и фигуру эллипсиса, «пропуска». Слова-значения, которые можно восстановить по контексту, пропускаются.
Лично я — домой.
Без слова «пошёл» мы прекрасно обошлись. Эллипсис часто появляется и в параллельных конструкциях, когда излишне много раз повторять один глагол.
Сидя в огромной столовой Миддлбери Колледжа, рассуждали с профессорами Русской Летней Школы о том, как сохранить одежду в чистоте и опрятности, когда суп норовит пролиться, томатный соус — капнуть, вермишель — вырваться из тарелки и обвиться вокруг пуговицы, компот — шмякнуться фруктами на ваши колени, а уж про хлеб и говорить нечего: крошки засыплют вас с ног до головы и еще и в постели обнаружатся.
Татьяна Толстая, «Русская школа»
Татьяна Толстая, «Русская школа»
А Ртищева на прощанье раскрыла мне вообще все карты. Она уже не считала нужным скрывать от меня главное.
-Поймите, — холодно сказала она на прощанье, — ведь грибы — только наполовину растения.
-Как вы сказали?
-А наполовину... — продолжила было она и только тут замолчала.
Андрей Колесников, «Восстание грибов в Воронежской области»
(это окончание текста)
-Поймите, — холодно сказала она на прощанье, — ведь грибы — только наполовину растения.
-Как вы сказали?
-А наполовину... — продолжила было она и только тут замолчала.
Андрей Колесников, «Восстание грибов в Воронежской области»
(это окончание текста)
У Колесникова — больше, чем эллипсис, потому что значение нельзя восстановить, можно только гадать, что же там такое зловещее. «Фельетонному» тексту эта интрига вполне подошла.
Анна Шафран, оператор каловентилятора в передаче Владимира Соловьева на Вести.фм, нуждается в срочной помощи. Она написала руками книгу «Государство чести. Монархия — будущее России». А московская книжная ярмарка Non/fiction в лице знаменитой огромным братом Ирины Прохоровой ее отвергла. Это неслыханно и ненюханно. Сейчас, когда Государь уже очевиден всем — объятый славой, попирающий врагов и их деньги, затмивший Генриха Птицелова Владимир Птицелёт — какая-то миллиардерская сестра жестокосердия облыжно споспешествует препонам, зиждущимся ни на чем. Это нагло, подло и попандопуло!
Донна Анна, я старый солдаут, у меня вышло и продалось пять книг, мой вам совет: пошарьтесь у своего босса, найдите, он где-то должен быть, хоть какой-то — и пошлите на него всю эту затею с книгоизданием.
Евгений Шестаков
Донна Анна, я старый солдаут, у меня вышло и продалось пять книг, мой вам совет: пошарьтесь у своего босса, найдите, он где-то должен быть, хоть какой-то — и пошлите на него всю эту затею с книгоизданием.
Евгений Шестаков
Ещё более замысловатый пропуск слова в последней фразе.
Игра «солдат/sold out» — тоже фигура, известная нам как каламбур (к каламбурам близко осознанное использование в одном предложении паронимов — «нечего их ни жалеть, ни жаловать», «неэффективно, но эффектно» и т.д.).
А вот гомеотелевтон нам не известен; да, гомеотелевтон, простите, я стараюсь, даже парентезу, плеоназм и анаколуф уже выкинул из урока. Гомеотелевтон прост: это повтор одной и той же финальной морфемы много раз.
Игра «солдат/sold out» — тоже фигура, известная нам как каламбур (к каламбурам близко осознанное использование в одном предложении паронимов — «нечего их ни жалеть, ни жаловать», «неэффективно, но эффектно» и т.д.).
А вот гомеотелевтон нам не известен; да, гомеотелевтон, простите, я стараюсь, даже парентезу, плеоназм и анаколуф уже выкинул из урока. Гомеотелевтон прост: это повтор одной и той же финальной морфемы много раз.
...это то место, куда швыряют, так уж и быть, обноски, обрезки, объедки, опивки, очистки, ошмётки, обмылки, обмусолки, очитки, овидки, ослышки и обмыслёвки.
Татьяна Толстая, «Лимпопо»
Татьяна Толстая, «Лимпопо»
Шестаков выше тоже немножечко гомеотелевтонит, окказионализируя (неслыханно и ненюханно / нагло, подло и попандопуло)
Повторяться в конце может не только морфема, но и целое слово, и это, в противовес анафоре, называется эпифорой. Довольно пафосная фигура, больше подходит для классической поэзии и классической риторики.
Повторяться в конце может не только морфема, но и целое слово, и это, в противовес анафоре, называется эпифорой. Довольно пафосная фигура, больше подходит для классической поэзии и классической риторики.
«Вы скорбите о том, что три войска римского народа истреблены, — истребил их Антоний. Вы не досчитываетесь прославленных граждан — и их отнял у нас Антоний. Авторитет нашего сословия ниспровергнут — ниспроверг его Антоний. Словом, если рассуждать строго, все то, что мы впоследствии увидели (а каких только бедствий не видели мы?), мы отнесем на счет одного только Антония».
Цицерон, «Вторая филиппика против Марка Антония»
Цицерон, «Вторая филиппика против Марка Антония»
Еще два спутника параллелизма — бессоюзие и многосоюзие. Без союзов получается «быстрее», а союзы дают торжественную плавность и подчёркивают цельность, единство.
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
И в уже знакомых вам примерах хватает игр вокруг союзов.
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
И в уже знакомых вам примерах хватает игр вокруг союзов.
…обноски, обрезки, объедки, опивки, очистки, ошмётки, обмылки, обмусолки, очитки, овидки, ослышки и обмыслёвки.
О Москве лавок, полулавок, блинь, шалашей мутных, скамей пpяничных, аpкадов, циpюлен, земель отдаточных и мест, в котоpых тоpговали саньями.
В информационно-насыщенном мире мы благоденствуем из-за наших изумительных способностей выбирать, редактировать, выделять, структурировать, подчеркивать, группировать, сопрягать, состыковывать, согласовывать, синтезировать, фокусировать, организовывать, сгущать, сокращать, сводить, выбирать, категоризовать, каталогизировать, классифицировать, перечислять, абстрагироваться, сканировать, изучать, идеализировать, изолировать, различать, разграничивать, отсеивать, навешивать ярлыки, вытаскивать, сортировать, объединять, совмещать, смешивать, проверять, фильтровать, сваливать в кучу, пропускать, выравнивать, нарезать, усреднять, аппроксимировать, кластеризовать, конспектировать, суммировать, перечислять, рецензировать, углубляться, проглядывать, пролистывать, просматривать, пялиться, пробегаться по верхам, уточнять, перечислять, подбирать, подводить итоги, отделять зерна от плевел и агнцев от козлищ.
Замедляем, добавляя союзы:
….и молодожены, и влюбленные женихи, и почтенные профессоры с громкими именами, и воры, и убийцы, и либеральные адвокаты, и строгие блюстители нравственности — педагоги, и передовые писатели — авторы горячих, страстных статей о женском равноправии, и сыщики, и шпионы, и беглые каторжники, и офицеры, и студенты, и социал-демократы, и анархисты, и наемные патриоты;
Что делали? – ничего. Куда ходили? – никуда. О чем говорили? Да вроде бы ни о чем. Запомнится только пустота и краткость, и приглушенный свет, и драгоценное безделье, и милая вялость, и сладкая зевота, и спутанные мысли, и глубокий ранний сон.
Представьте, что вас всю жизнь окружали одни только длинновласые фабианцы да интеллектуалы в бейсболках — с их деньгами, и румяными лицами, и деньгами, и долговязостью, и деньгами, и приятной наружностью, и деньгами, и книгами, и деньгами, и деньгами.
А здесь количество «прекрасного» подчёркивается тем, что бессоюзие, исчерпав себя, плавно переходит в многосоюзие:
….в нем есть стихи, красивые мужчины, гибкие женщины, чудесная литература, цветы, моря, филе-миньон, малина и сливки, золото и серебро, жабы и попугаи, смех, и дождь, и долгие, очищающие слезы, и грибные дожди, и сточные ямы, и кошки-собаки-птицы-хамелеоны, и добрые бабушки, и наивные маленькие девочки, и вино, и растение хоста с лиловыми цветами, и браслеты, и египетский жасмин, и необъяснимая любовь к невозможным совершенно объектам, и белые пыльные дороги; и черные замшевые туфли на высоком каблуке; чего только в мире нет.
Уф. Что ещё осталось? Во всех смыслах риторические фигуры, первая из которых — риторический вопрос.
Доколе же ты, Катилина, будешь злоупотреблять нашим терпением? Как долго еще ты, в своем бешенстве, будешь издеваться над нами? До каких пределов ты будешь кичиться своей дерзостью, не знающей узды?
«И чем ты думала, а?»
Пельмени из оленя — выброшенные деньги: они сухие и невкусные; лучше пусть бы он и дальше щипал свой ягель под зелеными сполохами северного сияния. Стерлядь приемлема, но неинтересна; это примерно как если бы Анджелину Джоли наняли работать в бухгалтерию. Считать сумеет, но зачем?
Татьяна Толстая, «Про ресторан Ruski»
Татьяна Толстая, «Про ресторан Ruski»
Риторический вопрос не требует ответа, он не для ответа задаётся, он сам — ответ, просто в нетипичной форме. Вспомните иронические пропозиции, которые доносят скрытое-противоположное значение. Риторическое восклицание тоже не информирует, это чистая эмоция. Две эти фигуры иногда смешиваются:
От машины до входа пока доберешься по колдобинам по этим — запросто расквасишь себе лбище! Но мы, условно-русские люди, друг друга поддерживаем и обнадеживаем: это атмосфэра! небось, начались традиции! Для иностранцев и взыскательных ценителей! Понимаем! Сейчас собак с цепи спустят! Чу! Что там? Что воет в метели?.. Башня-башня, встань к Сити задом, ко мне передом!.. Но вот дошли. Нашариваем вход.
<…>
Неужто он допустил, чтобы в пресс-релизе писали: «Печь хороша настолько, что в ней даже пекут хлеб». Даже хлеб! Во как! Не может быть! Нет! Хлеб?! Благодаря уникальности этого необыкновенного русского устройства, — узнаем мы дальше, — в этом хлебе снаружи образуется корочка!
У меня вопрос: из какого государства хозяева ресторана Ruski ждут гостей, которым можно было бы впендюрить вот эту вот байду про хлеб? Эту, как говорят в народе, левую ботву? Про корочку? Про необыкновенность этого устройства, — очага — так или иначе знакомого человечеству уже тысячи лет? На каких четвереньках, с какими кольцами в носу должны прибежать эти воображаемые пигмеи, вскарабкаться на 85-й этаж, рассесться или разлечься в зонах огня и земли, а то и в vip-зале, чтобы можно было выдать им уровень привокзального буфета за истинно русский богатый стол?
Татьяна Толстая, «Про ресторан Ruski»
<…>
Неужто он допустил, чтобы в пресс-релизе писали: «Печь хороша настолько, что в ней даже пекут хлеб». Даже хлеб! Во как! Не может быть! Нет! Хлеб?! Благодаря уникальности этого необыкновенного русского устройства, — узнаем мы дальше, — в этом хлебе снаружи образуется корочка!
У меня вопрос: из какого государства хозяева ресторана Ruski ждут гостей, которым можно было бы впендюрить вот эту вот байду про хлеб? Эту, как говорят в народе, левую ботву? Про корочку? Про необыкновенность этого устройства, — очага — так или иначе знакомого человечеству уже тысячи лет? На каких четвереньках, с какими кольцами в носу должны прибежать эти воображаемые пигмеи, вскарабкаться на 85-й этаж, рассесться или разлечься в зонах огня и земли, а то и в vip-зале, чтобы можно было выдать им уровень привокзального буфета за истинно русский богатый стол?
Татьяна Толстая, «Про ресторан Ruski»
Риторическое обращение сегодня выглядит скорее старомодным, хотя наверняка можно найти применение и ему, если вы любите стилизовать.
Русь! Ты вся — поцелуй на морозе!
Я долго думал, причислять ли к фигурам оксюморон — с одной стороны, в нём суперважны значения слов (это черта тропов, а о тропах поговорим в другой раз), с другой — синтаксическая совмещённость всех этих «живой труп», «правдивая ложь» и «Старый Новый год» тоже играет роль. В итоге — не определился, решите сами для себя, троп оксюморон или фигура.
Итак, физическое пространство текста является нашим ресурсом, ведь, перемещая по нему элементы, располагая их одним, другим, третьим способом, мы добиваемся большей выразительности. Для этого держим в уме, как расположены соответствующие элементы в физическом пространстве мира, и решаем, стоит ли двум расположениям отражать друг друга или, наоборот, контрастировать. Но: многие фигуры — скорее специи, чем еда, старайтесь не пересолить, не переперчить, в общем — не переборщить.
Итак, физическое пространство текста является нашим ресурсом, ведь, перемещая по нему элементы, располагая их одним, другим, третьим способом, мы добиваемся большей выразительности. Для этого держим в уме, как расположены соответствующие элементы в физическом пространстве мира, и решаем, стоит ли двум расположениям отражать друг друга или, наоборот, контрастировать. Но: многие фигуры — скорее специи, чем еда, старайтесь не пересолить, не переперчить, в общем — не переборщить.
Упражнения
9.4.1. Плюс три
Добавьте в cвой текст (новый или прошлый, или позапрошлый) минимум три новых риторических фигуры, которых там раньше не было. Постарайтесь сделать их как можно более уместными.
9.4.2. И, и, и, и
В том же тексте обеспечьте одну фразу либо многосоюзным, либо бессоюзным перечислением, достаточно длинным, чтоб это выглядело приёмом.
9.4.3. Инспекция
Найдите в текстах любимого писателя не менее семи разных риторических фигур.